А.И. Солженицын об истории дореволюционной России

После смерти Елизаветы на русский трон взошел её племянник – «ничтожный человек, скудно-мелкий ум, остановившийся в развитии на ребячьем уровне, и голштинской выучки душа — сумасброд Пётр III». За свое недолгое правление он успел многое, многое не пользу русскому народу, крестьянству и русской духовности, отчего и получил не слишком лестную оценку от Солженицына. «Дворяновластие» при нем было з

акреплено, отчего «огрузло на России отныне государственно бессмысленное крепостное право». Но самое страшное Петр III «вознамерился переменить религию нашу, к которой оказывал особое презрение, распорядился выносить иконы из храмов, а священникам сбривать бороды и носить платье, как иностранные пасторы. (Обратной положительной стороной был и указ о нестеснении в вере старообрядцев, магометан и идолопоклонников.)» Но самый крутой поворот Петр III совершил во внешней политике, прежде всего по отношению к прусскому королю Фридриху II, которому он покровительствовал и подражал. Все это глубоко оскорбило русских людей, да и к тому же Россия находилась «в руках иностранцев бездарных и министров чужого государя».

Екатерининский переворот был необходим, но «в отличие от елизаветинского всё же не был всплеском русского национального чувства». Правление Екатерины II было противоречивым. «Её «Наказ» 1767г. столько и так смело говорил о правах, что был запрещён в дореволюционной Франции, с такой дерзостью она “сеяла европейские семена” того века. Можно было бы ожидать, что она много сделает для подъёма народного состояния, для какого-то ограждения прав униженных миллионов. Но лишь небольшие движения к этому были: ослабление давления на старообрядцев, указание не применять излишних жестокостей при усмирении крестьянских восстаний». Екатерина продолжила расширять права дворянства. Она не вникала в «лихоимства на местах», так как ее «окружала неумеренная лесть и ложь, приятно загораживая от неё суровое бытие народа». При продворянской политики Екатерины неудивительно возникновение крестьянского бунта Емельяна Пугачева. «Через 11 лет после указа о дворянских вольностях (воистину бессмысленного государственно) и при крепнущем екатерининском гнёте — неужели не было причины к восстанию?»[15] А Екатерина только ожесточилась от бунта Пугачева. Зато, не разрешив внутренних проблем, императрица «тем более остро была заинтересована в проблемах европейских». Ей пришлось принять позорный мир Петра III с Пруссией, но тут же вослед она вошла с нею и в союз совсем невыгодный для России, и подчинила себя политике Фридриха. «В отношении Польши разумна была забота Екатерины, чтобы православные люди там “пришли бы в законное положение по правам и справедливости”, чего были вовсе лишены, их принудительно ополячивали (полное упущение Петра I, он этим не занимался, да и Елизавета), хотя в ослабленной своими беспорядками Польше XVIII века Россия имела большое влияние. И Екатерина добилась некоторого заступничества за православных, хотя и опасалась: добиться больших прав — усилятся побеги русских людей туда». Вообще Солженицын очень подробно разбирает внешнюю политику Екатерины II. Отмечает ее важные дипломатические ошибки: «Взяла целью не просто пробиваться к Чёрному морю, что только и было для России жизненно необходимо, но схватилась “поджигать Турцию с четырёх сторон”, замыслила неисполнимый “греческий проект”: восстановить византийскую империю на развалинах турецкой…. Химерический этот план и близко не мог быть выполнен, и греков на то собрать и поднять было невозможно… Эта ложная, дутая и заклятая идея погоняла и русских правителей, и потом русское общество весь XIX век и естественно настраивала против нас всю Европу». Военные победы Екатерины не дали результата, а были «подорваны дипломатически — в который раз европейская дипломатия оказывалась для российской дипломатии непредсказуемой или неразгаданной», так как Россия затронула интересы Европы на Балканах. В 1787-90 годах произошла ещё одна война с Турцией, в результате которой «Россия получила выход на свои естественные южные рубежи: к Чёрному морю, включая Крым, и на Днестр». А дальше Солженицын восклицает: «И надо было понять, что на этом отныне и остановиться — после четырёх русско-турецких войн XVIII века. Увы, Россия и в следующем веке вела ещё четыре войны с Турцией, уже не оправданных национальным смыслом и государственными интересами». Правление Екатерины Александр Исаевич называет одним из самых кровопролитных, она провела шесть войн и перед смертью готовилась к седьмой[16].

Много в России было таких войн ничем не оправданных и не нужных, но отражающихся негативно на внутреннем положении страны, ее экономике, национальном сознании, на отношении масс к правителю. Солженицын неоднократно говорит об этом, называя это главной причиной нестабильного положения в стране на протяжении нескольких веков. «Внешняя политика царской России никогда не имела успехов сколько-нибудь сравнимых. Даже выиграв большую европейскую войну против Наполеона, она никак не расширила своей власти на Восточную Европу. Она бралась подавлять венгерскую революцию – в пользу Габсбургов, обеспечивала прусский тыл в 1866 и 1870, ничего за то, не взяв, то есть бескорыстно возвышала германские державы. Напротив, сама впутывалась ими же в балканских и турецких войнах, проигрывала, и при огромных ресурсах и замахах так никогда и не исполнила мечты своих руководящих кругов о проливах, хотя и в последнюю гибельную для себя войну вступила с этой главной целью. Россия часто оказывалась исполнителем чужих задач, вовсе не своих. Множество промахов ее внешней политики происходило от недостатка практического расчета на верхах, от бюрократической неповоротливой дипломатии, - но отчасти, очевидно, и от некоторой доли идеализма в представлениях руководителей, что мешало им последовательно проводить в жизнь национальный эгоизм»[17], - так он пишет о внешней политике царской России в своей статье «Письмо вождям Советского Союза».

Александр Исаевич оценил порывы Павла за его короткое царствование облегчить положение крестьян, «и правда, как не оценить, что в день своей коронации он ограничил барщину тремя днями в неделю и распорядился о “непринуждении к работе в воскресенье”, а в 1798 запретил продажу крепостных без земли — это был важный перелом в крепостном праве, с роста на убыль».

«Кончая XVIII век, как не поразиться цепи ошибок наших правителей, их направленностью не на то, что существенно для народной жизни… Уже к концу XVII народ нуждался в длительном отдыхе — но и весь XVIII мотали его. Теперь уж, кажется, все внешние национальные задачи были выполнены? — так остановиться и целиком обратиться бы ко внутреннему устройству? Нет! и на этом далеко не кончились внешние простягания российских правителей… К горю нашему, и в XIX веке это ещё долго шло так же. И наши XVIII — XIX века и по смыслу слились в единый петербургский период»[18].

Солженицын очень коротко говорит о внутренней политике Александра I, он отмечает лишь некоторые парадоксы ее деятельности: «охотно обдумывал и соучаствовал в разработке либеральной конституции для России — для общества, половина которого состояла в рабстве, затем и подарил конституцию Царству Польскому, на столетие опережая Россию», «освободил священников от телесных наказаний (ещё чудовищно сохранявшихся!), разрешил крестьянам вступать в брак вне воли помещика и неопределённо склонился их освобождать, но вовсе без земли, однако и не сделал ничего, кроме “закона о вольных хлебопашцах” — освобождении при добровольном согласии помещика, да запрета новой раздачи казённых крестьян помещика». Безволие проявил Александр и к деятельности тайных обществ. Более пространно Солженицын характеризует внешнюю политику императора. Александру Исаевичу непонятно желание Александра I вмешиваться в европейские дела, так он считает, что политика Наполеона «не относилась к России с её сторонним расположением, с её пространствами, пугающими всякого завоевателя, и населением, так нуждающимся в покое и разумной заботливой администрации»[19]. Но Александр в захваченности западными идеями сильно походил на Екатерину. Тильзитский мир с Наполеоном Солженицын считает наивыгоднейшим в то время для России - «и держаться бы этой линии нейтрально-благоприятственных отношений, презрев ворчание петербургских высших салонов и помещиков, лишавшихся вывоза хлеба из-за континентальной блокады (больше бы оставалось для России)». Солженицын негативно характеризует внешнюю политику императора, предполагая совсем другие пути развития страны, но сделанного не вернешь. «Отчего было не держаться столь выгодного России Тильзитского мира, остаться в покое от европейской свалки и укрепляться и здороветь внутренне? Как бы ни расширялся Наполеон в Европе, он не замахивался на Россию, до самого 1811 он пытался избежать столкновения с Россией. Отечественной войны могло и не быть! — всей её славы, но и всех её жертв — если бы не ошибки Александра». «Нет, Тильзитского мира и начавшейся турецкой войны Александру было мало: в том же 1807 он объявил войну Англии; Наполеон “предлагал Финляндию” взять от Швеции — и Александр вступил (1808) в Финляндию и отобрал её у Швеции — а зачем? ещё один нестерпимый груз на русские плечи». Писатель постоянно задает вопрос: с какой целью Александр проводил те или иные действия, для каких нужд все эти войны были? Солженицын не может понять мотивацию императора. «Гнал ли Александр русские войска в Париж по соображениям монархическим, ради восстановления Бурбонов? — нет, он до последнего момента в этом колебался, и вынуждал Бурбонов присягать конституции, сообщил либеральные настроения и Людовику XVIII. Искал ли он территориального вознаграждения для России после столь кровопролитной и победоносной войны? Нет, он не поставил в 1813 Австрии и Пруссии никаких предварительных условий своей помощи». А оказывается все просто – «Россия должна помочь навести порядок в Европе (и создать на будущее против себя две мощных империи — Австрийскую и Германскую)». В результате европейского похода Александр, зараженный красивыми идеями и не понимающий, «какой вред для ведущей в государстве нации создавать многонациональную империю», потребовал часть разделяемой Польши – герцогство Варшавское. И получил в итоге «на столетие ещё один отравленный дар, ещё одно гнездо восстаний, ещё одно бремя на русские плечи и ещё одну причину польской неприязни к России». И для какой русской надобности была политика Александра на Востоке, войны с Персией? Это было «опасное влезание во всё новые и ненужные для России капканы»[20]. И несмотря на то, что внешняя политика Александра была успешной, ее результаты не привели ни к чему хорошему – только расширение империи до необъятных границ, включение в ее состав не славянских наций, внутреннему состоянию которых уделялось больше внимания, чем собственному народу (конституция Царству Польскому), возникновение многочисленных тайных союзов да декабристское восстание.

Страница:  1  2  3  4  5  6  7  8  9 


Другие рефераты на тему «История и исторические личности»:

Поиск рефератов

Последние рефераты раздела

Copyright © 2010-2024 - www.refsru.com - рефераты, курсовые и дипломные работы