А.И. Солженицын об истории дореволюционной России

Достаточно гневную оценку получила деятельность Петра I, да и сам царь по своим личным качествам не заслужил от Солженицына комплиментов. Солженицын отказывает царю в уме – «заурядный, если не дикарский ум», и в звании реформатора. По Солженицыну, «реформатор — это тот, кто считается с прошлым и в подготовлении будущего смягчает переходы . Петр был не реформатор, а – революционер (и большей час

тью – без надобности в том)». В чем же Александр Исаевич обвиняет Петра I? «Он не возвысился до понимания, что нельзя переносить (с Запада) отдельные результаты цивилизации и культуры, упустя ту психическую атмосферу, в которой они там созрели. Да, Россия нуждалась и в техническом догоне Запада, и в открытии выхода к морям, особенно к Чёрному . Нуждалась — но не ценой того, чтобы ради ускоренного промышленного развития и военной мощи — растоптать исторический дух, народную веру, душу, обычаи. (По нынешнему опыту человечества мы можем видеть, что никакие материальные и экономические “прыжки” не вознаграждают потерь, понесенных в духе.) Пётр уничтожил и Земские Соборы, даже “отбил память о них” (Ключевский). Взнуздал Православную церковь, ломал ей хребет. Налоги и повинности росли без соотнесения к платёжным средствам населения. От мобилизаций оголились целые области от лучших мастеров и хлеборобов, поля зарастали лесом, не прокладывались дороги, замерли малые города, запустеневали северные земли — надолго замерло развитие нашего земледелия. Крестьянских нужд этот правитель вообще не ощущал. Если по Уложению 1649 года крестьянин хотя и не мог сходить с земли, но имел права собственности, наследования, личной свободы, имущественных договоров, то указом 1714 о единонаследии дворянства — крестьяне перешли в прямую собственность дворян. Пётр создал — на 200 лет вперёд — и слой управляющих, чуждый народу если не всегда по крови, то всегда по мирочувствию. А ещё эта безумная идея раздвоения столицы — перенести её в призрачные болота и воздвигать там “парадиз” — на удивление всей Европы — но палками, но на той фантастической постройке дворцов, каналов и верфей загоняя вусмерть народные массы, уже так нуждающиеся в передышке. Только с 1719 по 1727 население России убыло умершими и беглыми почти на 1 миллион человек, то есть едва ли не каждый десятый! (Не случайно в народе создалась устойчивая легенда, что Пётр — самозванец и антихрист. Его правление сотрясалось бунтами.) Все великие и невеликие дела Петра велись с безоглядной растратой народной энергии и народной плоти»[9].

Солженицын даже ставит Петра в один ряд с Иваном IV Грозным: «Для национальных мыслителей России оба эти царя были предметом порицания, а не восторга, а народное сознание, фольклор решительно осудили первого как злодея, второго как антихриста. Что Петр I разрушал русский быт, обычаи, сознание, национальный характер, подавлял религию (и встречал народные бунты) – это лежит на поверхности, это всем известно»[10].

В исторической традиции Петра хоть и осуждают за растрату народных сил, но все же те достижения, которые были им достигнуты, не только не отрицаются, а даже считаются началом золотого века России, ведь Петр создал державу, с которой стали считаться во всем мире. Для Солженицына Россия прежде всего аграрная страна, и достижения Петра в промышленности и перенимание западных культурных традиций его не привлекают, а отношение царя к земельному вопросу не вызывает у Александра Исаевича ничего кроме осуждения.

Такую же оценку получает и весь XVIII век, не менее Петра расточительный на народную силу. А вообще, XVIII век считается золотым веком дворянства, началом петербургского периода, на этот век приходится расцвет культуры, зарождение современной науки. Но Александр Исаевич оценивает прежде всего здоровье национального духа и сознания, которое никак не могло восстановиться после Смуты XVII века, а ноша все росла.

Вот как Солженицын оценивает правление Анны Иоанновны: «Никак не согласиться с распространённым мнением, что “кондиции”, предъявленные аристократами из Верховного Тайного Совета Анне Иоанновне, были бы шагом к либерализации России: слишком мелка была эта княжеская вспашка, и ввек не дойти бы и ей до народной толщи. А уж при Анне — резко усилилось немецкое влияние и даже властвование, попрание национального русского духа во всём, крепло дворянское землевладение, крепостное право, в том числе и фабричное (создаваемые фабрики могли покупать крестьян без земли), народ отдавался тяжким поборам и расходу живых сил на неуклюже ведомые войны». Солженицын подробно разбирает неудачи внешней политике правителей, начиная с Анны Иоанновны, так как искренне считает, что промахи в войнах и решение во внешней политике чужих задач напрямую сказалось во внутренней политике и здоровье нации. Солженицын явно с сарказмом говорит о внешней политике Анны: «Не проявляя заботы о потерянном под Польшей обширном русском, белорусском и малороссийском населении, правительство Анны, однако, было сильнейше заинтересовано, как бы посадить на польский престол саксонского курфюрста. В то время как крымский хан угрожал России; в то время как Россия едва вытягивала ноги из дальней персидской войны, отдавала не только Баку и Дербент со всем краем, куда без опоры и без расчёта сил закатился Пётр, но даже и Святой Крест; когда в России разразился голод и началось восстание башкирцев, — в это самое время Анна начала войну с Польшей за посадку саксонского курфюрста на польский трон. (И чем это лучше, чем польское вторжение в Россию в Смуту и планы Сигизмунда захватить трон московский?)». Александр Исаевич соглашается с Соловьевым, который называет время Анны самым мрачным – по безраздельному властвованию в России иностранцев, от гнета которых русский национальный дух стал освобождаться только в царствование Елизаветы. Хотя замечает Солженицын: «Презрение к русскому чувству, к своему родному и к вере своих мужиков — пропитало правящий класс в XVIII веке»[11].

Елизавета взошла на трон со свободными руками, несмотря на свою весьма рискованную и морально сомнительную игру с французскими и шведскими дипломатами в Петербурге, которые должны были помощь ей взойти на трон, преследуя при этом свои цели. «Однако, Елизавета взошла на трон силой дворянской гвардии и незримо оставалась зависимой от дворянства, укрепляя, по выражению Ключевского, “дворяновластие”»[12]. Солженицын отмечает несколько положительных моментов в правлении Елизаветы Петровны. «В ней было живо русское национальное чувство, и православие её было совсем не показным. Перед воцарением она, в молитве, дала обет никого не казнить — и, действительно, при ней ни один смертный приговор не был приведен в исполнение — явление ещё совсем необычное для всей Европы тогда. Она смягчила и другие наказания по многим видам преступлений. Простила (1752) все недоимки — от кончины Петра, за четверть столетия… Она не раз порывалась перевести столицу назад в Москву, и перевозила весь двор даже на годовые периоды, вела восстановление Кремля — русское чувство её требовало так, а дочернее — не подрывать замысел отца»[13]. Но в облегчении народной участи она не шла последовательно и далеко. «Продолжались и при ней безмыслые и жестокие преследования старообрядцев (а те – самосжигались) – истребление самого русского корня». Но больше всего Солженицын говорит о парадоксах внешней политики императрицы: «Неустойчивая духом Елизавета, вместо “сбережения народа”, озабочена была “опасностями для европейского равновесия” — и непростительно кидала русскую народную силу в чужие для нас европейские раздоры и даже в авантюры. Быстро и сокрушительно выиграв шведскую войну, дальше увлеклась нелепым династическим замыслом утвердить шведским наследником одного из голштинских принцев…; и втягивалась дальше: чтобы защитить Швецию от Дании — слали туда русский флот, и в Стокгольм русскую пехоту, не жалко . (И ещё потом два десятилетия российское правительство было напряжённо занято внутришведскими делами, платило субсидии за сохранность нашего с ней пустопорожнего “союза”, подкупало депутатов шведского сейма, и русские дипломаты там страстно занимались задачей “не допустить восстановления самодержавия” в Швеции — чтоб она была слабей.) <…> Также безрассудно брала Елизавета отягощающие нас, вовсе нам не выгодные обязательства перед Англией, от которой Россия никогда не видывала ни добра, ни помощи… А в 1751 Россия дала секретное обязательство защищать личные владения английского короля в княжестве Ганновер — на западе Германии, близок свет! чудовищно!»[14] Александр Исаевич, подводя итог внешней политике Елизаветы, задает вопрос: «Почему это все – наши заботы?» Во всех направлениях Россия помогала кому угодно, но только воевала не ради собственных интересов. И это вызывает множество вопросов, которые не стесняется задавать Солженицын.

Страница:  1  2  3  4  5  6  7  8  9 


Другие рефераты на тему «История и исторические личности»:

Поиск рефератов

Последние рефераты раздела

Copyright © 2010-2024 - www.refsru.com - рефераты, курсовые и дипломные работы