Кончина императора Мануила и тираническое правление Андроника

Тем временем Константинополь сделался театром ужаснейших событий, которые могли напомнить эпоху римского Тиберия. Жизненные силы, которые влили в одряхлевшую империю три великих Комнена, иссякли со смертью императора Мануила, последовавшей 24 сентября 1180 года. При кончине этого достойного удивления государя его восхвалитель Евстафий мог воскликнуть, что великое царственное солнце закатилось

и земля лишь освещается померкшей луной; так ему представлялась красавица вдовствующая императрица Мария Антиохийская, накинувшая на себя монашеское покрывало. Тем не менее Мария правила государством за несовершеннолетнего своего сына Алексея, совместно со своим любимцем протосебастом того же имени, и опиралась на переселившихся в Константинополь латинцев из Пизы, Генуи и Венеции, численность которых тогда уже достигала, пожалуй, 60 000 человек. Противная партия вызвала в столицу из Малой Азии прославившегося своими приключениями и дикими страстями Андроника Комнена, внука Алексея I. Он овладел властью весной 1182 г. При этом перевороте пафлагонские его войска и столичные греки, разгоряченные национальною ненавистью против чужеземных переселенцев, совершили над ними ужасную кровавую расправу. Ненависть эта, впрочем, понятна. Еще Мануил I принужден был изгнать венецианцев из столицы и из империи, и Киннам, сообщающий это известие, по этому поводу описывает невыносимую заносчивость этих «бродяг и нищих, которые свили гнездо в Ромейском царстве». Франки в Константинополе целыми тысячами были зарублены или обращены в рабство, а обиталища их и церкви сожжены, имущество же их разграблено. Впрочем, в свою очередь, и латинцы отомстили не менее жестоко, и, как справедливо заметил Евстафий, от константинопольского избиения латинцев и пошли все дальнейшие беды для Византии. В сентябре 1184 г. Андроник вступил на престол единодержавным государем, изведя царственную свою невестку и ее сына. Преисполненный злодеяний, купающийся в крови тиран Андроник, однако же, оказался способен на великие политические замыслы и был истым Цезарем Борджия Византийской империи.

Год спустя отомстили норманны за постигшее их избиение, когда король Вильгельм II Сицилийский, поощряемый ко вмешательству в дела Византии партией, враждебной Андронику, принялся опять за осуществление замыслов своих предков на Востоке. Сицилийцы с двумястами кораблей и значительным сухопутным войском осадили богатый торговый город Фессалоники, 24 августа 1185 г. взяли его штурмом и более чем с турецкой жестокостью ограбили и вырезали население. Свидетелем этих ужасов, а затем и их уврачевателем явился благородный архиепископ Евстафий. Но что же могло ожидать несчастный Константинополь в тот день, когда бы на самую столицу обрушилась вся мстительность латинян?

Греция на сей раз, правда, избегла норманнской ярости, но тем не менее сильно была истощена вербовкой войск, сбором корабельной подати и вымогательствами императорских правителей. При все более усиливавшихся притеснениях, падении государственной власти и возраставшем произволе провинциальных правителей Михаил Акоминат пытался облегчить по возможности бедственность Афин. Уже и при Мануиле страдания населения во всех частях империи стали тягостными, когда император для покрытия издержек, вызванных войнами против сербов, венгров и турок, обложил провинции не только налогами, но затеял пагубное нововведение — содержание войск, которые дотоле довольствовались от казны, возложить на города и селения в виде натуральной повинности. Войска, уполномочиваемые на то особыми императорскими грамотами, вторгались в города и села, отымали у граждан и поселян плоды их трудов и даже всю их собственность, так что местные жители обращались чуть ли не в их рабов или же спасались бегством, либо сами наконец вступали в ряды воинов.

Стратеги, преторы и пропреторы Эллады и Пелопоннеса (в ту эпоху обе фемы были объединены в административном отношении в одну область) заняли там такое влиятельное положение, какое прежде принадлежало разве равеннским экзархам. Они содержали целый двор военных и гражданских чинов, которые все содержались за счет провинции Немногие из этих властителей завоевали себе любовь у эллинов, как, напр., милосердый и справедливый Алексей Бриенний Комнен, сын цезаря Никифора и принцессы Анны, который правил греческими городами после 1156 г.; большая же часть правителей, по выражению архиепископа Михаила Акомината, рассеивала над Грецией яд сущей погибели, как некогда над Фессалией спасавшаяся бегством Медея.

Этих-то императорских наместников местные епископы приветствовали при первоначальном прибытии их в провинции или при поездках их по краю обычными тогда широковещательными хвалебными речами. Тут до небес превозносились доблести наместников, и каждый из них описывался чуть ли не желанным всей Грецией мессией. В своем Encomium'e, обращенном к Никифору Прозуху, претору Эллады и Пелопоннеса, прибывшему в Афины, когда Андроник I был еще только соправителем юного Алексея, Акоминат взывал к нему со льстивыми словами: «Моя Аттика и некогда золотой град Афины принимают тебя за дар, вымоленный у богов». Тут оратор заставляет уже Афины самолично обратиться с речью к претору, пуская в ход ту же риторическую фигуру, какую Симмах и другие римские ораторы последней императорской эпохи употребляли относительно «престарелой Roma» или с какой еще позднее народный трибун Кола ди Риенцо и Петрарка обращались от имени «печальной вдовицы» к римским властителям.

«Ты видишь, — так вещали в 1183 г. несчастные Афины, — как меня, некогда прославленный изо всех городов, истребило время. К тому немногому, что безжалостное время от меня оставило, присоединились многие бедствия. Я превратилась в ничтожное опустелое местечко, которое пользуется известностью лишь по своему имени да по древним почтенным развалинам. Я, несчастная, некогда была матерью всяческой мудрости, настави-тельницей во всех добродетелях. Я во многих боях, и сухопутных и морских, побеждала персов, а теперь надо мной берут верх и немногие разбойничьи барки, и все мои приморские поселения подвергаются разграблению. Я испила до дна чашу из рук Господних и изнемогаю от голода, жажды и нищеты. Бедствия внутренние и внешние терзают меня; меч морских разбойников и страх перед сборщиками податей соделывают меня бездетной. Протяни же мне, поверженной во прах, руку, влей в меня, умирающую, новую жизнь, дабы я сопричислила тебя к сонму Фе-мистоклов, Мильтиадов и праведных Аристидов».

Остроумный епископ возымел счастливую мысль напомнить стратегу и о том, что в древних Афинах был воздвигнут алтарь милосердию, и вот он усовещивает его восстановить таковой ныне вновь. Акоминат заключил речь вознесением молитвы к Богоматери Деве, которую наименовал спасительницею Афин; а таковой у афинян была Приснодева Мария, или Атениотисса, подобно тому, как средневековые римляне своим заступником почитали апостола Петра.

Как и в эпоху Юстиниана, греческие епископы занимали по отношению к государству столь влиятельное по самому установлению законов положение, что являлись естественными заступниками и ходатаями за свои городские общины. Если бы сохранились послания епископов коринфского, фиванского и новопатрейского, то весьма вероятно, и в них отмечены были бы те же жалобы. По смерти благородного Евстафия Акоминат влагает в уста несчастного города Фессалоники скорбь о том, что так как великий пастырь уже перестал его охранять, то отныне осиротелые Фессалоники обречены сделаться добычей для сборщиков податей, этих зверей, пожирающих человечество.

Страница:  1  2  3  4 


Другие рефераты на тему «История и исторические личности»:

Поиск рефератов

Последние рефераты раздела

Copyright © 2010-2024 - www.refsru.com - рефераты, курсовые и дипломные работы