Пианистическое мастерство С. Рахманинова
Рахманинов назван «фортепианным Шаляпиным» не из-за одной лишь красоты и тембра его «пианистического голоса». Между этими двумя великими артистами, связанными друг с другом многими годами близкого дружеского и творческого общения, существовало более глубокое сходство, касавшееся самого характера исполнения. При всех своих пленительных звуковых качествах рахманиновское «пение»
, как и пение Шаляпина, весьма мало походило на немое – по сути дела – итальянское «bel canto». Это было русское пение, вспоенное песнями Глинки и Даргомыжского, Чайковского и Мусоргского, русская правдивая музыкальная речь. Правдивость присуща не только рахманиновским интонациям; правдивость чувствования и правдивость выражения – важнейшее звено в перечне основных свойств рахманиновского исполнения. В этом исполнении не было ничего деланного, фальшивого, «представляемого». Это было переживание, подлинное, неподдельное, передаваемо искренно и без «прикрас». В нем жили лучшие заветы русского искусства, русской литературы – человечности Гоголя, сердечности Некрасова, пушкинской «истины страстей», толстовской силы чувства, чеховского отвращения к «эффектам», той простоты, которую Белинский назвал «красотой истины…»
Исполнительское искусство Рахманинова не терпит ни малейшей приблизительности, недоговоренности, никаких неясных, половинчатых, не до конца выполненных намерений. Отсюда – сильная «увеличенность», выпуклость, необычная рельефность всех «звуковых скульптур» Рахманинова. Ему была в высокой степени свойственна мужественность. По терминологии Станиславского, он играл не чувство, а борьбу с ним. Сурово таил он печаль и скорбь в стальных тисках своей деспотической ритмики; там же где музыка давала, казалось, полный простор его природному влечению к метрической устойчивости, он, наоборот, неожиданно задерживал ритмическое дыхание, так затягивал последнее, что тому становилось невмоготу, и оно само, как раскрутившаяся пружина, буквально отшвыривало исполнителя обратно в давно желанный – втайне – темп. От мужественности рахманиновской передачи особенно выигрывали его собственные произведения. Как часто сами пианисты вульгаризируют его душистые лирические пьесы, спеша навстречу заложенной в них эмоции, «играя чувство» и тем растрачивая его в дешевых сентиментальных излияниях! Рахманинов поступал наоборот. Самые прочувствованные места своих произведений он исполнял с крайней сдержанностью, почти сухо, можно сказать скрытно Под пальцами пианистов рахманиновские мелодии нередко кажутся болтливыми; у автора они звучали молчаливо – это обдуманное парадоксальное определение. Рахманинов никогда не подталкивал эмоцию; она заговаривала сама – и как овевалось, как примолкало все при первом же звуке ее низкого, страстного, единственного голоса!
Описание особенностей рахманиновского исполнения дает в совокупности достаточный материал для характеристики той трактовки, какую находила в этом исполнении проблема «интерпретация и произведение», «исполнитель и автор» - одна из важнейших и труднейших проблем во всем исполнительском искусстве…
Рахманинов никогда не задавался претензиями «пересочинять» исполняемые произведения, никогда не позволял себе ничего подобного тем радикальным переделкам авторского текста, которые создавали такую дискуссионную атмосферу вокруг игры его знаменитого современника Бузони. Но скромное – по намерению – выполнение авторских предначертаний совершалось Рахманиновым с такой творческой свободой, в такой личной манере, что ее индивидуальности смело мог бы позавидовать кто угодно из самых ярких в это смысле артистов…
Еще одна особенность характеризует пианистическое искусство Рахманинова. Ядро музыки Рахманинова – не в действии, а в фоне, в «пейзаже». Рахманинов – великий «пейзажист» в мире звуков, быть может, величайший в музыке поэт русской природы… Вот почему в его музыке так часто «ничего не происходит»; «только» простирается степь, пробегает ветерок, трепещет рощица, шуршит трава, шелестит листва, тихо ропщут ручьи, дышат цветы… Это-то благоухание «ничего» и подслушал Рахманинов у русской природы… и на всю жизнь хватило ему этого Антеева источника. Из него извлек Рахманинов свои романсы, свои фортепианные прелюдии, «музыкальные мгновения», «этюды-картины», свою кантату «Весна», в которых все овеяно унылой прелестью «безмерных родных далей», «говором и тишиной лесов и полей» (Глебов), «благовонным дыханьем сирени», донесенным до слуха людей с такой нежностью, какой не припомнит душа у кого-либо еще из композиторов… Выразительнее всего это ощущалось в авторском исполнении.
Образ родины стоит в центре искусства Рахманинова, первенствует в его исполнительском и композиторском творчестве. Все, что «происходит» в его музыке, - происходит в России, на фоне русской природы, все пропитано , напоено «воспоминаниями детства, проселочными дорогами, русскими народными песнями» и многим другим из того же «родника чувств», образующего подоснову творчества всех великих русских художников. Русская природа, русская психика, русская жизнь – вот что составляет основное содержание рахманиновской музыки, вот чему посвящены лучшие страницы его произведений, вот в чем была главная сила его игры…
Литература
«Советская музыка» , 1945г., №4.
Издательство «Знание» №1, 1982г.
Мастерство музыканта-исполнителя. Вып. 1,2. М., Советский копозитор.
Брянцева В. С. В. Рахманинов. М., 1976г.
Скачать реферат