Штурм Кенигсберга

В 14 часов комендант крепости генерал от инфантерии Отто Ляш собрал совещание. Вопрос обсуждался один - что делать дальше? Некоторые командиры соединений, в том числе и сам Ляш, считали дальнейшее сопротивление бесполезным. В то же время высшие чиновники нацистского партийного руководства, а также представители частей СС и полиции настаивали на продол­жении сопротивления до последнего солдата,

как этого требовал Гитлер. Вследствие разногласий определенного решения принято не было, и бои продолжались. Как стало известно из воспомина­ний Ляша в его книге «Так пал Кенигсберг», руководитель восточ­но-прусской службы безопасности. Бёме, узнав о позиции Ляша, своей властью отстранил его от командования. Но решение это выполнено не было, ибо в крепости не нашлось генералов, поже­лавших принять на себя руководство обреченными войсками. А тут и сам Бёме погиб, переправляясь через Прегель. Таким образом, Ляш продолжал командовать войсками.

Вскоре после совещания Ляш стал действовать самостоятельно. Примерно в 18 часов на участке 27-го гвардейского стрелкового полка линию фронта перешел полковник Г. Хефкер с переводчи­ком зондерфюрером Ясковским. Они были доставлены на команд­ный пункт 11-й гвардейской стрелковой дивизии. Но тут произош­ла заминка. Оказалось, что данные Хефкеру полномочия подписа­ны не пославшим его генералом Ляшем, а самим Хефкером. Воз­никло опасение — не провокация ли. Но маршал А. М. Василевс­кий решил рискнуть. В штаб Ляша с текстом ультиматума о безого­ворочной капитуляции были направлены парламентеры — началь­ник штаба 11-й дивизии подполковник П. Г. Яновский, капитаны А. Е. Федорко и В. М. Шпигальник, выполнявший роль перевод­чика.

Вот как впоследствии вспоминал свой поход в бункер Ляша ге­нерал-майор в отставке П. Г. Яновский. На всю подготовку парла­ментерам было выделено всего 30 минут. Это объяснялось стремле­нием к быстрейшему прекращению боевых действий и приближаю­щимися сумерками. Парламентеры как могли привели в порядок свою одежду, оставили свои личные документы и оружие. Яновс­кий признался, что был несколько растерян, ибо подобных заданий выполнять ему не доводилось, а каких-либо официальных настав­лений о действиях парламентеров не существовало. К тому же была поставлена задача не только вручить Ляшу ультиматум, но взять его самого в плен. Но приказ есть приказ, его надо было выполнять.

В девятнадцать часов наши парламентеры в сопровождении не­мецкого переводчика Ясковского вышли в путь. Полковник Хеф­кер был оставлен в нашем штабе.

Расстояние от штаба дивизии до места расположения немецкого командования было небольшим, не более полутора километров, но чтобы преодолеть его, потребовалось около двух часов. Страшное впечатление производил разрушенный и пылающий город, улицы и переулки которого перекрыты мощными баррикадами и инже­нерными заграждениями, разбитой техникой. Между машинами валялись неубранные трупы. Стрельба несколько стихла. Это пре­кратила огонь наша артиллерия, Перестали летать самолеты.

Заминка произошла, как только парламентеры оказались в зоне расположения немецких войск. Выяснилось, что Ясковский не знал дороги в штаб Ляша, ему пришлось отправиться на поиски проводника. Таким оказался подполковник Б. Кервин. Благодаря его помощи парламентерам удалось целыми и невредимыми прой­ти весь путь. Их трижды останавливали гитлеровцы и даже пытались применить оружие. Сопровождавшим группу немецким офицерам пришлось решительно встать на защиту парламентеров. В подземном бункере, где располагался командный пункт генерала Ляша, подполковника Яновского и его товарищей встретил начальник штаба окруженной группировки полковник фон Зускинд. Ему и был вручен один экземпляр ультиматума. Через не­сколько минут в комнату вошел Ляш. Он внимательно прочитал документ и коротко ответил, что согласен с его требованиями. По­том добавил, что идет на этот шаг, чтобы сохранить жизнь ста ты­сячам жителей, оставшихся в городе. Парламентерам было ясно, что не одна забота о мирном населении, а реальная угроза уничто­жения немецко-фашистских войск, находящихся в кольце окруже­ния, вынудила принять решение о капитуляции.

Здесь уместно привести два заявления, сделанные генералом Ляшем. 4 апреля в своем обращении по радио к войскам и населе­нию Кенигсберга он говорил: «Для того, чтобы рассчитывать на какой-либо успех штурма, русские должны будут стянуть огромное количество войск. Слава богу, они практически не в состоянии этого сделать». А в ночь с 9 на 10 апреля, уже будучи в плену, гене­рал признался: «Это невероятно! Сверхъестественно! Мы оглохли и ослепли от вашего огня. Мы чуть не сошли с ума. Такого никто не выдержит .»

Вот как подполковник Яновский вспоминает дальнейшее разви­тие событий. «После того, как Ляш дал согласие на капитуляцию, мы перешли в его кабинет и примерно в 21 час 30 минут начали переговоры по практической реализации принятого решения. Ляш и его окружение рассчитывали, что мы пленим их и безопасно до­ставим в штаб советских войск. Я и мои товарищи согласиться с этим не могли, поскольку брошенные на произвол войска таили в себе опасность ведения хотя и разрозненных, но связанных с поте­рями боевых действий. Консультироваться было не с кем, и мы взяли инициативу в свои руки. Определили порядок сдачи в плен немецких войск, где складывать легкое оружие, как прекратить со­противление всех войск и повсеместно, как довести до штабов час­тей и соединений решение коменданта и даже как обеспечить без­опасность его самого и офицеров штаба обороны.

Я потребовал от Ляша написать подчиненным войскам пись­менный приказ и с нарочными офицерами связи как можно скорее доставить в части. Вначале Ляш под разными предлогами пытался отказаться от такого шага. А когда приказ все же был написан, то под ним стояла подпись только начальника штаба полковника Зускинда. Нам пришлось потребовать, чтобы свою подпись поставил и сам комендант. Кстати, во время переговоров в штабе раздавались телефонные звонки, командиры частей запрашивали о том, что им делать. Офицеры штаба отдавали им устные распоряжения прекратить огонь и сдаваться в плен, не дожидаясь письменного приказа. Командиры так и поступили.

Во время переговоров произошло и такое событие. К бункеру Ляша подошла группа вооруженных эсэсовцев, возглавляемая на­чальником одного из отделов нацистской партийной канцелярии в Кенигсберге подполковником Фндлером. Эти фашистские фанати­ки горели желанием прервать переговоры, расстрелять парламенте­ров и самого Ляша. Но охрана бункера оттеснила нацистов, и мы продолжили работу. Этот эпизод взбудоражил больше немецкое командование, чем нас, знавших, на что шли и какие могли быть последствия. Известна была горькая судьба наших парламентеров в Будапеште, убитых гитлеровскими фанатиками. Более того, я раз­решил пленникам до перехода линии фронта иметь при себе лич­ное оружие. Не парадокс ли — мы, безоружные парламентеры, вели вооруженных пленников».

В штабе группировки решено было оставить начальника опера­тивного отдела для контроля за выполнением приказа коменданта. Линию фронта наши парламентеры и пленные перешли вновь на участке 27-го стрелкового полка. До штаба дивизии парламентеры вместе с пленными добрались около часа ночи. Там радостные то­варищи сообщили им, что час назад в 24.00 девятого апреля Моск­ва салютовала доблестным войскам 3-го Белорусского фронта, ов­ладевшим городом и крепостью Кенигсберг, двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий. В своем приказе Верховный Главнокомандующий благодарил участ­ников штурма. Впоследствии все они были награждены медалью «За взятие Кенигсберга».

 Скачать реферат