Московский пожар в войне 1812 года

Пожар по-прежнему распространялся от окраинных предместий, где он начался, к центру. Огонь охватил уже дома вокруг Кремля. Ветер, повернувший немного на запад, помогал огню распространяться с ужасающей силой и далеко разбрасывал огромные головни, которые, падая, как огненный дождь, в расстоянии более ста туазов161 от горящих домов, зажигали другие дома и не позволяли самым отважным людям остава

ться поблизости. Воздух был так накален, горящие сосновые головни летели в таком количестве, что балки, поддерживавшие железную крышу арсенала, загорелись. Кровля кремлевских кухонь была спасена только потому, что там поставили на крыше людей с метлами и ведрами с водой, чтобы сбрасывать головни и смачивать кровлю. Лишь при помощи неслыханных усилий удалось потушить пожар в арсенале. Там был император, а в его присутствии гвардия была способна на все.

«К четырем часам дня пожар еще продолжался, и император думал, что эта катастрофа могла быть частью комбинации, связанной с какими-либо маневрами неприятеля, хотя частые донесения Неаполитанского короля и утверждали, что неприятель продолжает свое отступление по Казанской дороге; ввиду этого император отдал приказ о выступлении и запретил оставлять что бы то ни было в городе»[11]. Для ставки был предназначен дворец в Петровском на Петербургской дороге — увеселительный дворец, где останавливались императоры перед своим торжественным въездом в Москву, когда они приезжали для коронации. Из-за огня и ветра нельзя было проехать туда прямым путем. Пришлось кое-как среди обломков, пепла и даже среди пламени проехать через сожженную уже западную часть города, чтобы добраться до окраинных предместий. Мы достигли дворца лишь глубокой ночью и оставались там также и на следующий день.

Тем временем пожар продолжался с новой силой. Часть района, простирающегося от Кремля до Петровского, в котором разместились генеральный штаб и гвардия, была, однако, спасена. Император был очень задумчив: он не говорил ни с кем и вышел лишь на полчаса, чтобы осмотреть дворец изнутри и снаружи. Во время пребывания в Петровском он принял только князя Невшательского; князь воспользовался случаем и изложил все те соображения, которые ему внушил пожар, пытаясь убедить императора сделать выводы и не оставаться долго в Москве. Кому это жестокое зрелище не внушило бы предчувствия других несчастий!

В различных казенных и частных зданиях были заложены фитили, изготовленные на один и тот же лад; это факт, которому я был свидетелем наряду со многими другими лицами. Я видел эти фитили там, где они были приготовлены; многие из них были принесены и показаны императору. Фитили были найдены также и в предместье, через которое мы вступили в город, и даже в спальной в Кремле. Дюронель, герцог Тревизский, граф Дюма и многие другие видели их при въезде в город и были настолько удивлены, что призадумались, но в конце концов они не придали этому особого значения.

Император переселился в Петровский замок. Еще двое суток, 17-го и 18-го, бушевал пожар, уничтоживший около трех четвертей города. Пожары продолжались, и собственно редкий день пребывания французов в Москве обходился совсем без пожара. Но это уже нисколько не походило на тот грандиозный огненный океан, в который превратили Москву великие пожары 14 — 18 сентября, раздувавшиеся неистовой бурей несколько дней и ночей сряду. Наполеон все время был в самом мрачном состоянии духа. “Это предвещает нам большие несчастья”, — сказал он, глядя на развалины и дымящийся мусор, в который обратились самые богатые части города. И не только в неожиданном исчезновении завоеванной добычи было дело. Император ясно понял, что теперь заключить мир с Александром будет еще труднее, чем было до сих пор. Он еще не знал тогда, что мир с Россией для него не только труден, но невозможен, и что война, которую он считал со взятием Москвы оконченной, для русского народа после гибели Москвы только еще начинается.

Величайший английский поэт был потрясен пожаром Москвы и на всю жизнь сохранил это первое впечатление. Обращаясь к Наполеону, Байрон писал: “Вот башни полудикие Москвы перед тобой в венцах из злата горят на солнце . Но увы! то солнце твоего заката!”

Пожар уничтожил более 3/4 города. «Погибли собрания картин великих мастеров, европейски знаменитые библиотеки, в том числе единственная подлинная рукопись "Слова о полку Игореве"»[12].

Сам Наполеон уже в конце жизни в беседе с доктором О'Мира говорил о пожаре Москвы, о том, как громадные валы крутящегося пламени, как волны разъяренного огненного океана то вздымались к пылавшему небу, то снова низвергались вниз. Но он не сразу оценил все результаты этой катастрофы, не предугадал далеких еще пока последствий своего кровавого нашествия на Россию, не предвидел, что пылающая Москва подожжет всю порабощенную и раздавленную им Европу.

Свита и части армии, которые вышли во время пожара к Петровскому дворцу, целыми часами глядели на пылавшую Москву. “Это было устрашающее зрелище, — говорит очевидец-француз, — этот пылающий город. Ночью видна была линия огня, больше чем в милю длиною. Казалось, это — вулкан со многими кратерами. В течение трех дней, пока продолжался пожар, мы оставались в Петровском дворце. На четвертый день мы вернулись в город и увидели там только развалины и пепел. Кремль сохранился .”

В эти дни и в ближайшие шел повальный грабеж домов и лавок. Не было возможности удержать солдат, и немало их сгорело и задохнулось, — не все успевали выбежать вовремя из горевших зданий. Но все-таки некоторые склады муки и иного продовольствия уцелели. Французов поражала роскошь внутреннего убранства многих домов, исключительной работы мебель, которую они нашли в немногих, случайно уцелевших от пожара барских особняках.

Вот показание одного из оставшихся в Москве от 30 сентября: “Опустошение и пожары продолжаются . Своевольства столь велики, что были наказываемые, но теперь сам Себастиани приносящим жалобы признается, что он не в силах их удержать. Все французы ежедневно пьяны после обеда, и жители их убивают, тогда их зарывают ночью. Но число сих жертв невелико . Французы опечалены и ожесточены, что не требуют у них мира, как Наполеон обещал при занятии Москвы, а потому разорением и грабежами думают к миру их понудить . У жителей отнимают рубашки и сапоги, мучат их разными работами, не кормя. Иногда они умирают от голода и усталости. Удивительно, что у самих французов бегут ежедневно по сто и более солдат, за ними нет никакого присмотра, и они не слушают начальников. Ежедневно расстреливают их за неповиновение”[13].

Расстрелы поджигателей, или, вернее, тех, кого угодно было счесть поджигателями, начались уже на второй день пожаров, а 24 сентября 1812 г. в доме князя Долгорукова начал действовать военно-полевой суд под председательством генерала Мишеля, командира 1-го гренадерского полка гвардии. Назывался этот военно-полевой суд военной комиссией. На первый раз судили 26 человек, из коих расстреляли 10, а относительно прочих 16 сделано любопытнейшее в своем роде постановление: “Военная комиссия, уважив, что они не довольно изобличены, осуждает их к тюремному заключению”. Первые 10 были столь же “не довольно изобличены”, и почему сделано было такое отличие, непонятно. Судились кузнецы, портные, маляры (“живописцы”), лакеи, солдаты. Из лиц других классов — пономарь Классианов, поручик Московского полка Игнатьев (расстрелян). Расстрелы продолжались и в следующие дни. Происходили очень часто и простые убийства, производимые солдатами-грабителями под предлогом самозащиты при сопротивлении арестуемых “поджигателей”. Сам Наполеон признает (как увидим дальше) в своем письме к Александру, писанном 20 сентября, что он успел уже расстрелять 400 “поджигателей”. Вот иллюстрация с натуры: “По улицам много валяется мертвых лошадей и людей, на Тверском бульваре много есть повешенных и расстрелянных разных людей с надписью: “зажигатели Москвы”.

Страница:  1  2  3  4  5  6  7  8  9 


Другие рефераты на тему «История и исторические личности»:

Поиск рефератов

Последние рефераты раздела

Copyright © 2010-2024 - www.refsru.com - рефераты, курсовые и дипломные работы