Понятие исторического факта

Отвергая саму целесообразность критериев объективности и истинности, Голдстайн утверждает: «Критерии истины и объективности, которые подразумевает исторический реализм, оказываются неэффективными при наличии конфликтующих требований к историческому знанию». В признании того, что исторический факт в рамках эпистемологического анализа может рассматриваться как особый тип знаний, конструируемых на

основе анализа исторических свидетельств с применением специальной исследовательской техники и критики текстов, нет ничего оригинального. О конструировании или построении таких фактов говорил еще А. С. Лаппо-Данилевский, ошибкой которого было отсутствие четкого разграничения объективных событий, ситуаций и процессов, с одной стороны, и соотносимых с ними и более или менее адекватных эмпирических знаний — фактов — с другой. Вместе с тем он не отрицал значимость критериев объективности и истинности при оценке научного статуса исторических фактов. Коренной недостаток позиции Голдстайна заключается в том, что, отказываясь от этих критериев, он вообще лишает исторический факт статуса научного знания — ведь построение истинного знания, достижение объективной истины есть фундаментальная цель любой науки.

Дело не в том, признаём ли мы конструктивность как принцип построения исторического факта, а в том, является ли этот факт адекватной формой воспроизведения и отражения исторической реальности. Подмеченное Голдстайном обстоятельство, что факты не извлекаются историком из исторических источников в готовом виде, а представляют собой результат интеллектуальной активности, определенной исследовательской процедуры, не меняет существа наших возражений. Не меняет его и то, что факты получают различное осмысление, различную интерпретацию и значение в трудах разных историков. В этом случае, по мнению Голдстайна, построение эмпирического знания определяется не его объективным содержанием, а концептуальной схемой конструирования исторических знаний. Голдстайн не учитывает при этом того обстоятельства, что, по существу, мы имеем здесь дело с полиструктурными системами знаний и значений.

Так, известный из истории крестовых походов эпизод, когда один из крестоносцев во время приема у византийского императора бесцеремонно уселся на его престол, интерпретируется одним исследователем как проявление грубости нравов, рыцарского своеволия и агрессивности, а другим — как проявление корпоративной чести, самоуважения, определенного правового и морального сознания. Здесь исторический факт, отражающий объективный эпизод истории, функционирует как элемент двух частично пересекающихся концептуальных структур, что отнюдь не ведет к устранению его истинности. К сожалению, эти принципиальные недостатки исторического конструктивизма не получили соответствующей оценки в нашей исторической и философской литературе. Прошли мимо этой стороны дела и зарубежные критики Голдстайна.

Таким образом, в нашем распоряжении остается второй из трех выявленных смыслов понятия «факт». Но, даже приняв этот смысл, мы еще не достигаем полной однозначности. А. Я. Гуревич, например, полагает, что факт — это особая абстракция, сохраняющая некоторые конкретные черты зафиксированного в ней объекта. Вместе с тем факт выступает у него не как понятие, а как «научно-познавательный образ», т. е. единство абстракции и конкретно-чувственного представления об объекте. Правильность такого понимания вызывает некоторые сомнения. Не вполне ясно, какова специфика абстракций, выделяющих факт среди других типов знания; что подразумевается под «научно-познавательным образом»; как осуществляется единство абстрактного и чувственного; на каких событиях, ситуациях и процессах строятся факты, выступающие как исторические; наконец, чем отличаются они от наглядно-образных моделей, зафиксированных в чертеже или рисунке. К тому же, излагая свою концепцию, А. Я. Гуревич иногда использует понятие «факт» как синоним понятий «историческое событие» и «процесс», что создает дополнительную неясность. Однако он, безусловно, прав, рассматривая исторический факт как особую абстракцию, фиксирующую определенные черты эмпирического объекта.

Часть отмеченных выше неясностей устраняет определение А. И Уварова: «Исторический факт — это такое достоверное знание о событиях и процессах социального прошлого, где чувственное и рациональное знание синтезированы, а общее — обязательно облечено в единичную или особенную формы, знание, которое строго фиксировано по отношению к определенным историческим явлениям и относительно завершено в самом себе[2]». В этом определении не только отмечается, что факт есть форма знания, но и выявляются его специфические черты: отнесенность к социальному прошлому, рациональность и, что особенно важно, достоверность и замкнутость. Несколько далее А. И. Уваров, говоря об отличии исторического описания от исторического факта, замечает, что факт, выступая в форме описания, обладает достоверностью, тогда как описание отнюдь не всегда достоверно. Наконец, факт, по существу, есть обобщающее знание, выступающее в форме единичного описания. Факт и описание оказываются тесно связанными: исторический факт всегда выступает в форме описаний, но не всякое описание по своему содержанию является фактом.

Итак, исторический факт есть содержание исторических описаний, позволяющее, с одной стороны, отделять достоверные описания от недостоверных; с другой — эмпирические описания от неэмпирических; наконец, с третьей—исторические описания как действительно значимые для понимания истории от неисторических или псевдоисторических. Однако не всякое достоверное содержание эмпирических описаний является научно обоснованным историческим фактом. В известном смысле сходную ситуацию мы имеем и в естествознании.

Ранее мы уже сталкивались с понятием «факт» при обсуждении процедуры эмпирической проверки закона свободного падения тел. Факт в этом контексте выступает как особое статистическое резюме ряда единичных данных, как простая среднеарифметическая величина. Может ли понятие «факт» в этом же смысле применяться и в историческом познании? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо ввести особое понятие «принципиальная статистическая модель».

Мы постоянно имеем дело с массовыми совокупностями случайных явлений — так называемыми статистическими совокупностями. Это потоки автомобилей в городе, молекулы жидкости или газа, температурные колебания воздуха, миграционные потоки населения и т. д. При изучении таких совокупностей возникают большие трудности. Каждый элемент совокупности включен в столь большое число связей и взаимодействий, что зафиксировать одновременно их все оказывается невозможным. Кроме того, органы человеческого восприятия несовершенны. Вследствие утомляемости, рассеяния внимания и т. д. в наблюдениях за элементами случайных совокупностей возможны неточности и ошибки. Это усугубляется ограниченностью времени наблюдений и техническими помехами. Поэтому описание статистических совокупностей через описание их элементов оказывается неполным. Для преодоления подобных трудностей был создан аппарат математической статистики. Его методологическую основу составляет выдвинутое еще античными мыслителями положение о том, что за текущим, изменчивым, случайным, чувственно данным можно отыскать нечто неизменное, необходимое, всеобщее, а потому и наиболее значимое в познавательном отношении, истинное. Современная статистика располагает арсеналом математически обоснованных расчетных методов, позволяющих на основании переработки единичных эмпирических данных устанавливать так называемые истинные значения массовых случайных явлений и процессов. Статистическое понятие «истинное значение» следует в философском плане истолковывать как количественное приближение к объективной истине.

 Скачать реферат