Вильгельм Оранский

В октябре 1572 года принц Оранский вступил на территорию отложившихся провинций, но не как победитель, а как беглец, вынужденный служить политическим интересам крупной торговой голландской буржуазии. Но принц намеревался обеспечить себе гораздо большую самостоятельность действий, чем ему желали предоставить, и всеми мерами старался укрепить свою личную власть. Ради этого он вел хитрую и сложную

политику, искусно используя обстановку войны с испанцами и внутренние конфликты между приверженцами различных политических направлений. Поддержку дворян он надеялся получить, щедро раздавая им выгодные должности в армии и государственном аппарате.

Симпатии консисторий и народа можно было подогревать требованием решительной войны против испанцев и проведением в жизнь от своего имени различных мелких политических реформ, по внешности носивших демократический характер. В этих же целях принц не скупился и на всякого рода демагогические жесты (по определению Чистозвонова): он мог запанибрата потолковать о делах с мелким лавочником, выпить чарку вина на свадьбе или на крестинах в семейном кругу зажиточного ремесленника или оказать материальную помощь вдове одного из своих солдат.[xxv]

Но нам кажется, что это слишком негативное определение. Вспомним, что принц не был чванлив, был прост в обращении, никогда не позволял себе грубости даже по отношению к своим слугам.[xxvi] Конечно, было мудро со стороны принца привлекать такими жестами к себе народ, но мы не можем обвинять его в полной неискренности, тем более в отсутствии милосердия, когда он помогал вдовам своих солдат.

Подобное поведение принца не возбуждало особого беспокойства у купеческой олигархии: обеспечив себе господствующее положение в Генеральных штатах, которым принадлежало право основного законодательства и вотирования налогов, она могла придирчиво контролировать деятельность принца. прежде всего принц был зависим от олигархов в плане налогов. Купечество Голландии и Зеландии осуществило очень хитроумную комбинацию, введя продажу государственных лицензий на совершение внешнеторговых сделок. С первого взгляда казалось, что облагаются богатые классы. На самом деле подобная система ставила доходы казны в прямую зависимость о размеров товарооборота, а государство – на службу интересам крупных купцов. Демагогические же маневры принца были им на руку. Так как придавали популярность созданному ей политическому режиму.

Дворяне же понимали, что в создавшейся обстановке политика принца оправдана, и надеялись с укреплением армии и страны укрепить свое влияние в противовес народу и буржуазии.

Вильгельм Оранский старался упрочить свое положение. Генеральным штатам удалось отнять у народных городских ополчений право обсуждать на своих собраниях наиболее важные политические вопросы, но пришлось согласиться с тем, что нужно запрашивать мнения командиров ополчений по отдельным важным делам, так как на этом, стремясь усилить свое влияние, настаивал принц.

Так же принц поступил и в вопросе о расширении представительства голландских городов в провинциальных штатах, добившись допуска в них, в дополнение к делегатам от крупных городов, делегатов от 12 средних и небольших городов Голландии. расширить представительство дворян в штатах принцу, однако, не удалось. Более того, купеческая верхушка при поддержке консисторий провела решение о создании Большого совета, который должен был предупредить попытки принца добиться единоличной власти.

Правда, Чистозвонов говорит, что принц только внешне «выставлял себя . защитником народных интересов». [xxvii] Разумеется, на первом месте у принца были личные интересы. Но, мы думаем, не стоит все-таки чересчур очернять все его действия, тем более что многие из них приносили благо.

Но каким бы ловким политиком ни был принц, он не мог предотвратить всех социально-политических конфликтов. Так, ему не удавалось обеспечить свободу католицизма, так как это вызывало открытое сопротивление народа.

Когда Дордрехтский синод кальвинистской церкви (1574) принял решения, которые фактически предписывали консисториям оказывать действенное влияние на ход политической жизни, вмешиваться в решение внутригородских и государственных дел, вести непримиримую борьбу с католицизмом, это было воспринято принцем как попытка «установить теократию», и политическая борьба разгорелась с новой силой.[xxviii]

Чистозвонов опять с позиций марксистско-ленинской идеологии объясняет желание принца дать свободу католического вероисповедания его желанием пойти на сговор с властями, указывая на его «показное благочестие, прикрывавшее глубокое равнодушие к религии как к таковой».[xxix]

Мне кажется, что дело в другом. Исключительно тонкий политик, лишенный всякого религиозного фанатизма, Вильгельм Оранский нашел в примирительном христианстве Кассандера -–в этом своеобразном переводе идей Эразма Роттердамского на теологический язык – учение, которое наиболее соответствовало его внутренним склонностям. Хотя он продолжал признавать себя в Брюсселе католиком, называя себя втайне в письмах своих в Германию лютеранином, тем не менее в действительности он не был ни тем, ни другим. По своему личному убеждению, а также как государственный деятелей он был сторонником веротерпимости. Его подозревали даже в том будто он мечтает о «своего рода полукатолической, полулютеранской религии, которую он сам себе выдумал, чтобы удовлетворить и тех и других».[xxx] Под влиянием происходившего в стране брожения и угрожавших ей опасностей он все больше укреплялся в убеждении, что только объявление религиозного мира наподобие установленного в Германии сможет восстановить спокойствие в Нидерландах.[xxxi]

Таким образом, в данном случае склонность принца к компромиссу имеет положительный момент: он не хотел распространения фанатизма, утверждения вместо главенствующего католицизма главенствующий протестантизм, хотел ввести свободу совести и уменьшить тем самым конфликты.

Но другой момент политики Вильгельма Оранского рисует его с неблагоприятной стороны: он потворствовал отдельным реакционерам и окружал себя дворянами и иностранцами (вопреки своим официальным заверениям, принц открыл ворота нидерландских городов перед иноземными войсками – Англии и Франции, которые намеревались отхватить кусок побольше).

Неискренняя политика принца вызвала резкое недовольство народа и нападки консисторий. Его оскорбляли на улицах, насмешливо спрашивали, кто же он – кальвинист или католик. Он окружил себя телохранителями из немецких наемников, опасаясь за свою жизнь, ночевал на корабле, а в письмах всячески поносил голландский народ, называя его «самым испорченным народом во всем мире», «бунтовщиками, которые куражатся лишь покуда в их головах бродят винные пары» и т. д.[xxxii]

Это послание испанскому монарху, продиктованное страданиями и бедствиями нидерландского народа, произвело на современников сильное впечатление В декабре 1573 года герцог Альба по приказу Филиппа II был вынужден покинуть Нидерланды. Передав управление ими новому правителю, назначенному из Мадрида, - дону Луису Рекензесу.[xxxiii]

 Скачать реферат