Номинации персонажей в эпическом произведении на материале рассказов В.М. Шукшина

Не случайно писатель сравнивает Саню Неверова с подбитым воробь­ем. Раненая птица — это не только физически умирающий герой расска­за. Для Шукшина важнее страдающая душа чудика Сани. Косвенное сравне­ние-номинация подчеркивает хруп­кость духовного мира человека.

От «неподдельно доброго человека» исходит добро и вера в то, «что жизнь прекрасна». Филипп Наседкин, не понимающий философствовани

й Сани, тем не менее ощущает рядом с ним тепло: «Филя не понимал Саню и не силился понять. Он тоже чувствовал, что на земле — хорошо. Вообще жить — хорошо»[28,142].

Показательно, что, создавая обра­зы чудиков, Шукшин активно исполь­зует слова один, вера, хорошо, прекрасно, жизнь, живой. При описании «рядо­вых» персонажей на первое место вы­ходят слова с негативно-оценочной ок­раской, иногда открыто бранные. Так, в рассказе «Мой зять украл машину дров!» Веня Зяблицкий — «маленький человек, нервный, стремительный» — обрушивает всю свою боль и досаду из-за рухнувшей мечты «когда-нибудь надеть кожанку и пройтись в выход­ной день по селу в ней нараспашку»[28,78] на тещу и жену: тварь, сволочи

В авторском повествовании, расска­зывающем о жизни «обычных» людей, тоже есть повторы, но они выполня­ют совершенно иную функцию: это своеобразный прием объединения «обыкновенных» против чудиков. «Обыкновенные» легко убеждают себе подобных и привлекают их на свою сторону. Одиноким чудикам этого, как правило, добиться не удается.

Главное, что объединяет чудиков Шукшина, — их удивительная доб­рота, искренняя и всеохватывающая. Так, о Спирьке Расторгуеве («Сураз») автор пишет, что добротой своей он поражал, как и красотой. Таким же «неподдельно добрым человеком» был и Саня Неверов («Залетный»).

Номинация чудик является ключе­вой в рассказах писателя. В «Словаре языка Василия Шукшина» эта лексе­ма толкуется традиционно: «Чудик . Странный, несуразный человек, чу­дак»[12,56]. Однако, функционируя в тексте художественного произведения, сло­во становится многозначным, расши­ряет свои семантические границы и постепенно перерастает в символ. Слово-понятие чудик «вбирает в себя» и восприятие несправед­ливости окружающего мира, и бес­шабашное ухарство, и истинную че­ловечность.

2.2.Окказиональные субстантивированные прилагательные как способ номинации в сказке В.М. Шукшина «До третьих петухов»

Именно эти синтак­сические условия и формируют грамма­тическое значение предметности. Таков, на наш взгляд, «механизм» окказиональ­ной субстантивации.

В сказке В. М. Шукшина «До третьих пе­тухов» встречаются субстантивы разных типов. Ср.: «Тучный вскочил и полез было на Ивана, но его подхватили свои и оттащили в сторону »[28,167]

«Пускай идет в букинистический.- жестко отрезала Лиза; - Што же это, братцы, случилось-то с вами?- спросил Иван, подсажива­ясь к монахам. - Выгнали? - Выгнали, - вздох­нул один седобородый. - Да как выгнали! -Вот как выгнали! Взашей попросили Беда, беда, - тихо молвил другой. - Вот уж беда так беда: небывалая. Отродясь такой не ви­дывали.»[28,168]

Несомненно, слово тучный — перифе­рийное явление. Употребляясь «автоном­но», без определяемого существительно­го, оно сочетает в категориальной семан­тике значение признака и предмета, вы­полняет функцию подлежащего, однако сохраняет морфемную оформленность и словоизменительные свойства прилага­тельного. Отметим, что слово седоборо­дый употреблено с зависимым место­имением один, и это свидетельствует об актуализации предметного компонента в категориальной семантике. Тучный и се­добородый — окказиональные субстанти­вы.

Употребление субстантивированных прилагательных в качестве обращений широко распространено в разговорной речи вообще и в речи персонажей сказки В. М. Шукшина в частности; например: «Один собирался нести по кочкам, другой . Какие кочки вы имеете в виду, уважаемый'? — спросил он стражника; - Утютюсеньки, - лас­ково сказал Горынья. — Маленький . Что же ты папе не улыбаешься?»[22,166]

Субстантивированные прилагательные в роли обращения могут употребляться и в сочетании с местоимением:«Возлюбленный мой, — заговорила она, —только пойми меня правильно: я же тебе его на завтрак приготовила. Хотела сюрприз сделать;— Все не так просто, дружок, все, милый мой очень и очень не просто; — Холесенький мой, —приговаривала она, — маленький мой .»[22,164]

Здесь мы имеем дело с окказиональной субстантивацией, причем ограниченной парадигматически: употребление слова в функции обращения связано только с одной падежной формой.

Встречаются субстантивы и среди имен собственных, например:

«Дай «Камаринскую»' . Пропади все пропа­дом, гори все синим огнем! Дай вина!»[28,167]

Четкие критерии разграничения узуаль­ной и окказиональной субстантивации назвать довольно сложно. Обычно иссле­дователи опираются не только на данные словарей, но и на частотность употреб­ления, и на языковую интуицию. С. И. Филиппова, например, анализируя про­зу Шукшина, в качестве дифференциаль­ных признаков словообразовательных окказионализмов выделяет следующие: 1) связь с конкретным «творцом»; 2) струк­турно-семантические отклонения от нор­мы литературного языка; 3) постоянное ощущение новизны, необычности; 4) не­возможность существования вне контек­ста, из которого они как бы вырастают, который делает их уместными и вырази­тельными, однако не позволяет им суще­ствовать самостоятельно, вне его; 5) вы­полнение экспрессивно-стилистической функции[20,104].

Некоторые из этих признаков присущи и грамматическим окказионализмам.

В. М. Шукшин часто (но не всегда) ис­пользует субстантивированные прилага­тельные в качестве имен собственных — как знак индивидуализации. При первом представлении персонажа выделяется его основная, наиболее существенная черта, которая в дальнейшем используется для номинации субъекта. Окказиональные имена персонажей действительно «как бы вырастают» из контекста:« Очень уж . того . — встрял в разговор гос­подин пришибленного вида, явно чеховский пер­сонаж. — Очень уж коротко. Зачем так? ; — Вы не меняетесь, — со скрытым презрением заме­тил Пришибленный.»[28,160]

Любопытно, что одного из героев сказ­ки автор наделяет сразу двумя обозначе­ниями, вероятно, за неимением яркого, доминантного признака:

«Тут персонажи соскочили со своих полок, задвигали стульями . — В темпе, в темпе! — по­крикивал некто канцелярского облика, лысый.

—Позвольте? — это спрашивала Бедная Лиза.

—Давай, Лиза, — сказал Лысый»[].

«Не груби, Иван, — сказал конторский. —О нем же думают, понимаешь, и он же ещесидит грубит.

—Тихо! — строго сказал лысый конторский.— Что ты предлагаешь, Лиза?»[28,159]

В качестве имени одного из героев ис­пользовано знаменитое определение, за­имствованное из литературной критики:

«Тут какой-то, явно лишний, заметил: — Меж­дуусобица.

—А? — не понял конторский.

—Междуусобица, — сказал Лишний. — Про­падем».

Отадъективные субстантивы — самый распространенный, но не единственный способ наименования персонажей сказ­ки. Встречаются и имена вполне конкрет­ные. Так, для обозначения героини Н. М. Карамзина употреблено составное наиме­нование — название повести:

 Скачать реферат