Номинации персонажей в эпическом произведении на материале рассказов В.М. Шукшина

Противоборствующая всем бунтовщикам сила – государство. Она представлена в лице бояр, царя, попов, воевод, карательных властей. Текстовая парадигма ролевых номинаций с заглавным именем «владыки» («угнетающие») включает маркеры только инвективного характера, указывающие на обман («змеи», «лизоблюды»), жадность («свинья ненасытная»), чванство и жестокость по отношению к людям («собаки, кровопивцы

»). Социальный статус угнетающих – люди у власти, владыки, и их ролевые функции подменяются функциями, позволяющими им преследовать собственные выгоды.

Таким образом, система номинаций позволяет выявить скрыто прогнозируемые сюжетные повороты, сущность конфликта и его причины. Так, исход бунта во многом предрешен сущностью той силы (государство, владыки), против которой выступает Разин и народные массы: эта сила непобедима.

Предпочтительнее наблюдение за их реализацией по малой прозе В.Шукшина (сборник «Характеры», 1973 г.), где через составляющие душа, дух, тоска, больно, жизнь, свобода, воля и др. [Шмелев 2002] обнаруживается содержание имплицитной семемы «характер». Композиционным центром этих текстов, своеобразных по жанровой принадлежности, выступают насыщенные драматизмом контексты-сцены, где зачастую речевое поведение персонажа служит индикатором его характера. В рассказах писателя ("Чудик", "Микроскоп", "Верую", "Сапожки", "Алеша Бесконвойный", "Упорный") определенными ситуациями "намечен пунктир судьбы", обозначены "некие константы, в которых все время берутся психологические пробы" [7,223].

Одна из таких судеб - мечтателя (Чудика), состояние души которого характеризуется через понимание его поведения окружающими (носителями обыденного сознания), самим собой (в рефлексии персонажа), рассказчиком, за которым стоит автор. Столкновение оценок, предпосылаемых сценам-эпизодам или заключающих их, обусловлено имплицитной стратегией повествователя (рассказчика), эффект которой усиливается за счет интенсификации приемов выразительности. В словесном плане это обеспечивается различием способов номинации, реализации которых - от однословной номинации-оценки (каузированной поведением персонажа) в начальном высказывании текста («Жена называла его - Чудик. Иногда ласково»)[28,157], к фразовой, косвенной, исходящей от самого персонажа («Почему же я такой есть - то? - вслух горько рассуждал Чудик. - Что теперь делать? .»), наконец итоговой, текстовой в абзаце-концовке («Звали его - Василий Егорыч Князев. Было ему тридцать девять лет от роду. Он работал киномехаником в селе. Обожал сыщиков и собак. В детстве мечтал быть шпионом) - своей динамикой служат приращению смысла текста.

В освещении динамики состояний персонажа в качестве ключевого слова задействована лексема больно: "Чудик поспешил сойти с крыльца . А дальше не знал, что делать. Опять ему стало больно".

В композиционной рамке текста, создаваемой с участием еще одного приема - повтора («Жена называла его – Чудик» и «Звали его - Василий Егорыч Князев»), смысловой перевес приходится, безусловно, на концовку, которая, являясь развернутой ремой по отношению к теме (номинации заглавия текста), актуализует позицию рассказчика (и самого автора) и способствует пониманию читателем смысла текста (т.е. приятию читателем данного характера).

В. М. Шукшина постоянно мучил вопрос: «Что с нами происходит?» В поисках ответа на него писатель со­здал образ вечно ищущего, стражду­щего человека, у которого «неспокой­ная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется — для созву­чия — «подпеть» могучему басу силь­ного мира сего, горький разлад с са­мим собой из-за проклятого вопроса «что есть правда?», гордость .» (В. М. Шукшин. Нравственность есть Правда). Такие «чудики» — духовно одинокие люди, «чужие» среди «сво­их». Достаточно вспомнить Веню Зяблицкого («Мой зять украл машину дров!»), Спиридона Расторгуева («Сураз»), Васеку («Стенька Разин»), Фи­липпа Тюрина («Осенью») и многих других героев писателя. Один- тру­женик-горемыка - не может найти тепла и понимания в семье, другому - непутевому - нет места в жизни,третий - талантливый - сгорает от любви к людям, четвертый - акти­вист-горлопан - по собственной глу­пости обрекает людей на страдания и ненависть.

Тема одиночества раскрывается в рассказах Шукшина неоднозначно. Кто-то видит в нем спасение, для кого-то это мука, а для некоторых -смерть. В раскрытии темы оторванно­сти человека от окружающих его лю­дей не последнюю роль играет выбор названия произведения. Нередко ав­тор выносит в заголовок имя главно­го героя: «Гринька Малюгин», «Ар­тист Федор Грай», «Степка», «Непро­тивленец Макар Жеребцов», «Дядя Ермолай», «Мужик Дерябин» и т. п. Несомненно, такой прием является средством выделения героя из числа других действующих лиц. А выделение - это, как правило, обособление. Ав­тор как будто хочет подчеркнуть «не­похожесть» своих героев, их чудако­ватость.

Выбор имен и форма их подачи не случайны. Например, сочетание уменьшительно-пренебрежительной формы собственного имени Гринька с фамилией Малюгин подчеркивает «незначительность» персонажа. При этом личное имя героя вступает в пря­мое противоречие с описанием его внешности: «Был он здоровенный парень с длинны­ми руками, горбоносый, с вытянутым, как у лошади, лицом.»[28,195]

Жалость к Гриньке Малюгину по сути своей сродни чувству, испыты­ваемому к юродивым. Отсюда и дру­гие наименования персонажа, кото­рые как-то «все шли ему»: Гриньку очень любили как-нибудь на­зывать: «земледав», «быча», «телеграф», «морда»

Если две последние номинации яв­ляются отражением внешних данных персонажа (высокий рост, форма лица), то первые характеризуют лич­ностные качества героя.

В «Словаре языка Василия Шукши­на» лексема земледав толкуется как «сильный, крепкий человек, высокий и массивный, но при этом неловкий, несуразный»[15,14]. Такое определение вполне соответствует и образу Федо­ра, героя романа В. Шукшина «Любавины». Однако по отношению к Гриньке Малюгину оно требует уточ­нения: земледав — человек, напрасно живущий на земле. Данный дериват является производным от словосоче­тания давить землю, образованным сложносуффиксальным способом. Прямая мотивация в нем осложняет­ся переносной, ассоциативно-образ­ной, которая поглощает первичную и оказывается ведущей в слове:

Номинация быча (производное-обращение от бык) носит откровенно бранный характер, в ее значение вхо­дят семы «глупый», «упрямый».

Однако именно безрассудство тол­кает этого взбалмошного и, казалось бы, «никудышнего» человека на ге­ройский поступок: он бросается спа­сать от огня бензохранилище.

Для обычных людей чудики — «не­нормальные какие-то». Именно поэто­му они чудятся, их поведение чудно для других:

Настойчивый повтор однокоренных образований подчеркивает оторван­ность чудиков от их окружения.

Характеризуя своего героя, Шук­шин вводит ряд определений-номи­наций, которые подчеркивают «изо­лированность» персонажа:

Саня — человек очень странный; Филя, когда бывал у Сани, испытывал такое чувство, словно держал в ладонях «…тепло­го еще, слабого воробья с капельками крови на сломанных крыльях — живой комочек жизни; больной человек; одинокий; Я был художник . Но художником не был . Ну мало ли на свете чудаков, странных лю­дей »[28,41]

 Скачать реферат