Развитие традиций русской классической школы XIX века в творчестве Анны Ахматовой

[5, с.125]

По последним двум строкам видно как мало нужно Ахматовой, чтобы вылепить характер, он дан буквально одним мимическим движением ("побледневши, улыбнется сухо").

Иногда характер героя проявляется одной репликой:

"Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: "Не стой на ветру"

[5, с.25]

И, что свойственно как драме, так и психологической проз

е, характер изменяющийся:

"Я в ноги ему, как войдет, поклонюсь,

А прежде кивала едва"

Встречаются любовные стихи легкие, лучистые: "И сквозь густую водяную сетку я вижу милое твое лицо"; "А струи вольные поют, поют" [5, с.90]

"Самые темные дни в году

Светлыми стать должны.

Я для сравнения слов не найду -

Так твои губы нежны.

Только глаза поднимать не смей,

Жизнь мою храня.

Первых фиалок они светлей,

А смертельные для меня"

[5, с.86]

Но даже в стихах светлой окраски ощутимо тяготение к сложному рисунку отношений:

"Будешь, будешь мной утешенным

Как не снилось никому,

А обидишь словом бешеным -

Станет больно самому"

[5, с.142]

В четырех, восьми, двенадцати строчках Ахматовой вмещается бездна человеческих страстей:

"Как подарок, приму я разлуку

И забвенье, как благодать.

Но, скажи мне, на крестную муку

Ты другую посмеешь послать? "

[5 с.158]

Параллель с героями Достоевского напрашивается. Всплески сталкивающихся, клокочущих чувств:

"Ты угадал: моя любовь такая,

Что даже ты ее не мог убить"

[5, с.145]

"И с улыбкой блаженной выносит

Страшный бред моего забытья"

[5, с.87]

"Противоборство отменяющих друг друга, несовместимых, но накрепко спаянных желаний" [14, с.81]

"Пусть он меня и хулит, и бесславит,

Слышу в словах его сдавленный стон.

Нет, он меня никогда не заставит

Думать, что страстно в другую влюблен"

[5, с.126]

В необычайно емких строках изливалось чувство данного мига и вставало прошлое, неотделимое от настоящего. В.М. Жирмунский очень точно подметил, что в стихах Ахматовой берется обычно "самый острый момент" в развитии отношений "откуда открывается возможность обозреть все предшествующее течение фактов" [20, с.157]

Обозначились столкновения и прощения, самоотвержение и грехи:

"Теперь твой слух не ранит

Неистовая речь,

Теперь никто не станет

Свечу до утра жечь.

Добились мы покою

И непорочных дней…

Ты плачешь - я не стою

Одной слезы твоей"

[5, с.160]

Анне Андреевне Ахматовой понадобилась определенная смелость, чтобы ввести в лирику дисгармоничные психологические ноты.

"Искать в ее стихах "сплошную" настроенность, единообразный колорит - путь заведомо ложный. Поэзия Ахматовой жила контрастами. В лирическую ткань вливались поединки характеров. Резкими чертами обозначились их различия и противоположности" [14, с.101]

Характер его:

Характер ее:

"Проглянуло то противопоставление характеров, смиренного и деятельного, умиротворенного и строптивого, которое разворачивается на тысячах страниц Толстого и Достоевского (Плато Каратаев - Андрей Болконский; князь Мышкин - Настасья Филипповна; Алеша Карамазов - Иван Карамазов)". [14, с.102]

Однако Достоевский связан с Ахматовой не только напрямую, но и в преломлении через творчество других поэтов, например, Иннокентия Анненского, которого Анна Ахматова назвала своим учителем ("А тот, кого учителем считаю…"). [5, с.243]

А.Е. Аникин в своей статье "О литературных истоках" "детских мотивов в поэзии Анны Ахматовой" говорит об еще одном мотиве, связывающем Ахматову с Достоевским через поэзию Анненского. Сам Анненский назвал его "поэзия совести":

"Одним из важных творческих ориентиров для Ахматовой, несомненно было творчество Анненского, где центральную роль играли категории памяти - воспоминания и совести, выступающей как жалость, покаяние, чувство вины за чужие обиды и страдания. Своего рода квинтэссенцией мотива совести у Анненского было его обращение к образам, так или иначе связанным с детством-материнством. Эти образы подавались им, как правило, в традегийном по-еврипидовски ключе (через картины страданий и мук)". [1, с.24]

Свойственное Анненскому восприятие темы детства отчетливо выражено в стихотворении "Дети":

"Нам - острог, но им - цветок…

Солнца, люди, нашим детям!

[2, с.171]

Но безвинных детских слез

Не омыть и покаяньем,

Потому что в них Христос,

Весь со всем своим сияньем".

[2, с.150]

См. у Достоевского:

"…то ли надо душе малого еще дитяти? Ему надо солнце, детские игры и всюду светлый пример и хоть каплю любви к нему" [17, с.269]

"Деток любите особенно, ибо они тоже безгрешны, яко ангелы, и живут для умиления нашего, для очищения сердец наших" [17, с.272]

В стихах ранней Ахматовой (1910-1920) определяющим является мотив нежной материнской любви и заботы, который был обусловлен автобиографически: в 1912 году у нее родился сын Лев. Но в этих стихах слышатся и ноты раскаяния, материнской вины.

В стихотворении "Где, высокая, твой цыганенок…" (1914) мотив вины звучит "отстраненно", от лица своего рода литературной "маски" Ахматовой-цыганки:

"Для матери - светлая пытка,

Я достойна ее не была"

[5, с.103]

"Укоры совести, (мучающие женщину, по-видимому, никак не повинную в смерти своего ребенка), очень напоминают рассуждение из статьи Анненского "Бранд-Ибсен". [1, с.25]

Стихотворения "Колыбельная", "Буду тихо на погосте…" перекликаются с "вакхической драмой Анненского "Фамира-Кифаред".

Влияние мотива "поэзии совести" Анненского-Достоевского на позднюю (начиная с 30-х годов) поэзию Ахматовой весьма показательно в стихотворениях, отражающих ужасы войны, и, как следствие - искалеченные детские судьбы. Это и "Щели в саду вырыты…":

 Скачать реферат