Природа и человек в лирике Пастернака

План

1. Введение. 2

2. Природа и человек в лирике Пастернака. 6

2.1 Первый сборник стихов "Близнец в тучах": темы и образы 6

2.2 "Сестра моя жизнь как формула мироощущения Б. Пастернака. 9

2.3 Мир внешний и внутренний в изображении Б. Пастернака. 17

3. Заключение. 24

Литература. 26

1. Введение

Говорят, что большой поэт даж

е чисто внешне "похож" на свои стихи. Это относится и к произведениям Б. Пастернака. У их создателя могло быть только такое лицо (с крупными "нездешними" чертами, бездонными, слегка навыкате глазами) и такой голос, который профессор Петербургской консерватории Л. Гакель охарактеризовал как "колокольный", вызывающий в памяти "старые арбатские переулки, в которых звучание колокола застревало, не иссякало".

Б. Пастернак, пожалуй, один из самых сложных в техническом отношении поэтов двадцатого столетия. Отсюда - парадоксы, связанные с восприятием его произведений. Наверное, ни с одним крупным поэтом не связано столько высказываний и афоризмов, ставящих по сомнение непреложное достоинство его стихов - не лирического дара, а именно стихов. Вот одно из них, в интерпретации А. Ахматовой: "Пастернак всегда бросается вплавь: выплывет - хорошо, нет - значит, тонет". Очевидно, подразумевалась дерзостность и некоторая авантюрность лирических приемов художника, метафорическая насыщенность стиха Пастернака, особенно в молодости, стиха, который, по выражению С. Боброва, "был невероятно неряшлив и груб, будто он еще только учится говорить, но зато сила его поэтической образности была несравненна. Кое-что от тяжеловесного языка профессионалов-художников оставалось в нем всегда… И он положил немало труда, чтобы выправить все свои словесные огрехи". Впрочем, согласимся с поэтом, "гладких стихоплетов на свете "хоть пруд пруди", а огрехи - это беда Державиных, которых единицы".

Вспоминается и афоризм из книги Л. Гинзбург "Человек за письменным столом": "Пастернак-поэт не стихов, даже не строф, а строчек". У него есть отдельные удивительные строки, "которые контекст может только испортить". В качестве примера автор приводит пастернаковское восприятие майского расписания поездов: "Оно грандиозней святого писанья" ("Сестра моя - жизнь . "). Может быть, в этом отношении еще характернее строка "Здесь прошелся загадки таинственный ноготь…", открывающая стихотворение и образующее внутри него отдельное самоценное произведение. Продолжая мысль Л. Гинзбург, что в ряде стихов Пастернака обнаруживаются столь выразительные строфы, что они затмевают и даже "остраняют" все другие. Яркий пример-первая строфа стихотворения "Любить иных - тяжелый крест…", представляющая собой законченное эстетическое целое, не нуждающееся в развитии. Известно, что В. Маяковский из всех многочисленных строф стихотворения "Марбург" выделял одну, которую называл гениальной:

В тот день всю тебя, от гребенок до ног,

Как трагик в провинции драму Шекспирову,

Носил я с собою и знал назубок,

Шатался по городу и репетировал.

По словам Маяковского, Пастернак "пишет так, что прочтешь и задохнешься от удивления".

Стихотворение "Давай ронять слова…" способствовало закреплению за поэтом характеристики "всесильный бог деталей", с которым он едва ли был согласен. Во всяком случае на замечание филолога и переводчика Н. Вильмонта о "взаимном опылении выразительных деталей" в его стихах Пастернак, игнорируя комплимент, отозвался весьма своеобразно: "Откуда вы знаете, что я хочу весь мой век играть деталями? Может быть, это слабость мысли, а не сила видения. Шли годы, и уже в наше время эта тема неожиданно зазвучала в предисловии С. Аверинцева к двухтомнику стихов О. Мандельштама. По мнению исследователя, "поэзия Пастернака - убежденное уравнивание случайного с сущностным и постольку апофеоз конкретности; у него "чем случайней, тем вернее" и даже Бог - "всесильный Бог деталей". А поэзия - "лето, с местом в третьем классе"; напротив, поэзия Мандельштама идет путем поступательного очищения субстанции от случайных признаков, продолжая в этом отношении импульс символизма, хотя сильно его модифицируя. Пастернак живет среди вещей своего века, беря их совершенно всерьез, - чего стоят заоконные "стаканчики купороса", за которыми "ничего не бывало и нет"! - он братается с вещами, упраздняет дистанцию между бытом и бытием…". Частное, конкретную вещь, считает С. Аверинцев, Пастернак возводит в абсолют, тогда как у Мандельштама частное пропадает за целым, деталь не заслоняет общего.

Однако разговор о частностях поэтики, стилистических удачах и погрешностях все же приобретает весьма условный характер. Сам Пастернак по этому поводу выразился очень определенно: "Плохих и хороших строчек не существует, а бывают плохие и хорошие поэты, т.е. целые системы мышления, производительные или крутящиеся вхолостую".

"Эпоха Б. Пастернака", воспринимаемая им самим катастрофически (как путь "из дыр эпохи роковой / В иной тупик непроходимый"), уникальна своей протяженностью во времени: с 10-х по 50-е включительно. Из великих русских поэтов двадцатого века этот путь прошла только А. Ахматова. И это тем более странно, что Россия-страна, в которой за стихи убивали. Об этом говорила Ахматова. Писал О. Мандельштам, а Пастернак выразил ту же мысль в первом варианте перевода "Фауста":

Немногих, проникавших в суть вещей

И раскрывавших всем души скрижали,

Сжигали на кострах и распинали,

По воли черни с самых давних дней.

Пастернаку, вспоминает О. Ивинская, были близки слова Гейне: "Везде, где великий дух высказывает свои мысли, есть Голгофа", что в известном смысле подтвердила и судьба самого поэта.

Однако Пастернак не был склонен к трагическому восприятию мира наподобие Блока, Ходасевича или Цветаевой. Ему сродни Мандельштам, также прошедший через суровые испытания, но сохранивший при этом высокий душевный тонус и любовь к жизни. Пожалуй, главное. Что характеризует лирику поэта, - удивление перед чудом существования - вот поза. В которой застыл Пастернак, завороженный своим открытием: "опять весна",-пишет в предисловии к первому изданию Большой серии Библиотеки поэта А. Синявский. Причем, удивление поэта разделяет и сама природа, все элементы мироздания:

Весна, я с улицы, где тополь удивлен.

Где даль пугается, где дом упасть боится,

Где воздух синь, как узелок с бельем

У выписавшегося из больницы…

("Весна, я с улицы, где тополь удивлен. . ", 1918)

На эффекте "удивления" (мы удивляемся тополю, а тополь - весне) и одновременно "поэтического расчленения" обыденного построено стихотворение "Сестра моя - жизнь…", в основе которого – метафора, лишний раз подтверждающая мысль о "братании" Пастернака с вещами, явлениями мира и даже самой жизнью. О "лихорадке счастья", которой был охвачен мир его ранних стихов. Таким образом, поэзия Пастернака воплощает в себе изначальное ощущение жизненной свежести, то, что Ахматова связывала с его принадлежностью к миру детства ("Он награжден каким-то вечным детством…"). О. Мандельштам понимал поэтическое творчество как игру Отца (небесного) с детьми. Сходную трактовку давал и Б. Пастернак, видя в искусстве игру ребенка, резвящегося перед лицом какого-то высшего, идеального существа. Этюды Шопена, своего любимого композитора, поэт называл исследованием по теории детства. Именно ребенку свойственно ощущение внутренней близости всему одухотворяемому им сущему, некая фамильяризация бытия. Отсюда-назначение и "гений" Поэта, Художника "мерить все на свете по-своему, чувство короткости со вселенной, счастье фамильной близости с историей и доступности всего живого".

Страница:  1  2  3  4  5  6 


Другие рефераты на тему «Литература»:

Поиск рефератов

Последние рефераты раздела

Copyright © 2010-2024 - www.refsru.com - рефераты, курсовые и дипломные работы