Аристотель и начала политической науки

Мудрый и уравновешенный законодатель Солон тоже сокрушался о недостойном поведении сограждан, поскольку “ .правды священный закон в пренебреженье у них”.

Думается вместе с тем, что к Аристотелю больше подходят, как ни парадоксально, не минорные стихи его современника Посидипа, а их более оптимистический парафраз, сочиненный много спустя Метродором и озаглавленный также “О жизни”:

В ж

изни любая годится дорога. В общественном месте —

Слава и мудрость в делах, дома — покой от трудов;

В селах — природы благие дары, в мореплаванье — прибыль,

В крае чужом нам почет, если имеем мы что.

Если же нет ничего, мы одни это знаем; женитьба

Красит очаг, холостым — более легкая жизнь.

Дети — отрада, бездетная жизнь без забот. Молодежи

Сила дана, старшие благочестивы душой.

Вовсе не нужно одно нам из двух выбирать — не родиться

Или скорей умирать: всякая доля блага.

Действительно, именно для Аристотеля оказалась “всякая доля блата”. Ему совсем не свойственна, по отзывам сотоварищей, мировая космическая скорбь его современника Платона или предшественника Гераклита Темного из Эфеса. Выступать с элегиями, жаловаться Аристотелю было некогда — он сосредоточенно, ежечасно и каждодневно работал, некому — ни у кого не существовало большего авторитета, чем он сам, не на что — он обладал всем, о чем может мечтать ученый, и, наконец, не в его правилах, о чем свидетельствуют факты его биографии, его собственные поступки.

В “Похвалах божественной мудрости” Александр Некам (XIII век) называет Аристотеля “учителем Афин, вождем, главой и славой Вселенной”. Очевидно, что осознать важность и значимость вклада в науку может не обязательно кто-то через полторы тысячи лет, но и сам ученый, находясь в добром здравии. Нет большого смысла сгущать “идеологизм” мотивов или обострять “классовость” точки зрения для оценки вполне благополучного жизненного и творческого пути теоретика и педагога, признанного и уважаемого при жизни, хотя и имевшего по той же причине немало завистников и недоброжелателей. Его воспитанники — а что может доставить большее удовлетворение для учителя, чем успех своих учеников, — достигли многого. Теофраст (υεος — αог, φραστήρ — σказатель, вожатый, советник), полностью оправдав значение своего имени, стал другом, сотрудником и преемником Аристотеля, более тридцати лет верой и правдой продолжал его дело. Схоларх (σχολή — школа, άρχή — βласть) —руководитель, ректор Ликея с 322г. до н.э., он превратил его в научно-образовательный центр национального масштаба, куда сотнями стекалась молодежь со всех уголков Эллады. Распространяться о другом воспитаннике Аристотеля, Александре Македонском, означает ломиться в открытые двери: о нем знает каждый. Отметим только, что первостатейный военачальник и стратег вошел в историю и как выдающийся государственный ум, политик, дипломат и ученый.

Аристотель — его имя (άριστος) переводится с древнегреческого как “самый лучший”, “отличнейший”, “знатнейший” — действительно первый, “самый лучший” сын древней Эллады, “самая всеобъемлющая голова среди древнегреческих философов”, “вершина античной философии”, по известной оценке К. Маркса. Однако употребить превосходные степени уместно и в описании его развесистого генеалогического древа. Будущий учитель Аристотеля Платон отличался знатностью происхождения. Но основатель собственной перипатетической школы и основоположник политической науки мог похвастать не менее глубокими, уходящими в легендарные времена, аристократическими корнями. Он происходил, по преданию, из славного рода Асклепиадов. У Гомера Асклепий — фессалийский князь, сын Аполлона, бог врачевания, обученный этому искусству мудрым кентавром Хироном. В римской мифологии Асклепий переосмыслен в Эскулапа. Лекарем оказался и сын Асклепия Махаон, активный участник Троянской войны. Отец Аристотеля Никомах также работал врачом, придворным врачом македонского царя Аминты II.

Может сложиться впечатление, что Аристотелю не особенно повезло с местом рождения. Городок Стагиры на побережье Эгейского моря, в северо-западной его части, представлял собой небольшую греческую колонию в окружении иллирийских и фракийских племен, находившихся на родовой стадии общественного развития. Он располагался на границе греческой ойкумены, в глухой провинции, жил своей спокойной жизнью, не симпатизируя особенно ни Афинам, ни Македонии. Последняя в начале IV века до н. э. стояла особняком по отношению ко всему эллинскому миру, отличаясь деспотическим правлением, более суровым климатом, более резким наречием, сельскохозяйственным укладом жизни, засильем военно-родовой аристократии во главе с царем. Порядки в столице городе Пелла весьма контрастировали с политическим режимом Афин, Милета, Дельф и даже Спарты с их шумными народными собраниями, многолюдными судами, выборными государственными должностями. Македония выглядела значительно мощнее своих соседей экономически и финаисово. Земельные владения македонской знати не шли ни в какое сравнение со скромными наделами в шесть угеров, полагавшимися крестьянину в греческих полисах или новоселу-колонисту. Ряд побед в боевых стычках и сражениях, одержанных “полуазиатской” Македонией, указывал на ее растущую военную силу.

С учетом этого обстоятельства время рождения Аристотеля— 384 год до н. э.—также на первый взгляд не выглядит оптимальным. Взлет античной государственности к этому времени сменился упадком в таких мировых центрах цивилизации, как Афины, где экономика, торговля, хозяйство бедствовали. В храмах Акрополя оскудевал золотой запас, таял общественный оптимизм, накапливались усталость, апатия, но не в смысле бесстрастный и, невредимость, а. в Значении бесчувственная тупость и равнодушие. Обострились противоборство и соперничество партий и группировок внутри страны. Усилилось противостояние на границах.

Но драматизировать обстановку, очевидно, не следует. Да, неравномерность развития выдвигала Фракию и Македонию. Истощенная демократией, премудрая, но одряхлевшая Аттика передавала, хотя и неохотно, руководство в более крепкие руки. Шел процесс смены политических и государственно-правовых форм, политического сознания. Но греческий Олимп оставался Олимпом, Зевс — Зевсом для всех эллинов. Великолепие “золотого века”, сосредоточенное в Афинах при Перикле, стало как бы растекаться вширь при Филиппах и тем более при Александре Македонских. Высочайший внутренний расцвет сменился столь же высочайшим внешним могуществом. Среди причин неприятия Македонии, возможно, главной выступала психологическая: чувства рафинированных афинян задевались тем, что “полуварвары” выходили в гегемона нации. Но, строго говоря, это те же греки, которых благоприятные условия и особенности исторического этапа, собственная доблесть и самоотверженность, военная удача выдвинули на роль объединителя Греции и победителя Персии.

Дальновидное руководство и государственная мудрость македонцев впечатляли. Они перенесли столицу к морю, резко развили мореходство и торговлю, подняли боеспособность войска, ввели золотую валюту, расширили территорию, пуская в ход одинаково успешно и оружие и деньги. Им удавалось ставить себе на службу даже научные и технические достижения в покоренных городах-государствах. Их представители, снабженные полномочиями—дипломами, сновали по всем странам. Дипломатическая деятельность (διπλόος — δвойной, лукавый, коварный), победы на всех фронтах множили число их сторонников, особенно среди зажиточной части населения, крупных землевладельцев, объединившихся во влиятельную македонофильскую партию.

Страница:  1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 


Другие рефераты на тему «Культура и искусство»:

Поиск рефератов

Последние рефераты раздела

Copyright © 2010-2024 - www.refsru.com - рефераты, курсовые и дипломные работы