Инородцы в Российской империи

Однако записка Анненкова о несостоятельности Устава 1822г. весьмапоказательна. Стройная система регламентации Устава во многом оказа­лась нежизненной и неосуществимой.

Исследователи неоднократно отмечали надуманность Устава в некото­рых его частях. Совершенно случайным, не основанным на изучении жизни пародов Сибири, было разделение их на «оседлых», «кочевых» и «бродя­чих». Искусственной яв

лялась сама рубрика «бродячие», так как бродячих пародов, передвигавшихся без определенного порядка, в России вообще не было. Искусственной была и конструкция родовых управлений, требо­вавшая наличия стойбища в 15 семейств.

При этой конструкции живая ткань родовой организации — у народов, у которых она вообще сохраня­лась,— разрывалась, более крупные роды раздроблялись, более мелкие присоединялись к другим. Прямым следствием этого являлось создание так называемых «административных родов». Вместе с тем нельзя не под­черкнуть, что Устав 1822 г.—единственный в своем роде законодательный документ, не имеющий аналогий в законодательствах Западной Европы и Америки.

Устав обобщал и систематизировал то, что сложилось в админи­стративной практике управления народностями Сибири; составители Уста­ва Сперанский и Батеньков не отбрасывали обычное право народов Сибири, считались с ним и стремились ограничить вмешательство чиновников в «степное управление», ограничить их злоупотребления. Фактически, прав­да, последнее осталось на бумаге.

Во многом Устав 1822 г. был непоследователен. В нем заметна тенден­ция поддержать экономику народов Сибири: запрещалось насильственно захватывать угодья «инородцев» и принудительно использовать их рабо­чую силу, чиновникам запрещалось торговать с ними; а целью казенной торговли ставилось «уморение вольных цен», т. е. известное ограждение торговой эксплуатации.

Появление всех этих статей вполне понятно. Хозяйство основной массы «инородцев», особенно народов Севера, ката­строфически разрушалось. Грозным признаком этого явились голодные годы —1810, 1811, 1814, 1816 и 1817. Росли недоимки, фискальная поли­тика правительства трещала по швам. Для того чтобы обеспечить посту­пление податей с «инородцев», нужно было как-то оградить их от торговой кабалы, которая процветала в Сибири, и обеспечить им пользование их вековыми угодьями.

Но вместе с тем, в Уставе 1822 г. все это звучало декларативно. Ника­ких гарантий Устав не содержал. Говоря о казенной торговле. Устав под­черкивал, что она не должна оказывать «ни малейшего стеснения промыш­ленности частных людей». Дальнейшая практика показала, что вахтеры казенных магазинов входили в сделку с купцами, вместе с ними вздували цены на продаваемые товары и беспощадно грабили так опекаемых в Уставе 1822 г. «инородцев».

Устав не содержал гарантий и по линии охра­ны промысловых угодий коренного населения. Во-первых, но было проведено никакого землеустройства (оно и не предполагалось Уставом), которое одно лишь могло гарантировать сохранение за «инородцами» их земель, так как владение и пользование ими не было оформлено документами. Во-вторых, сам Устав в этом отношении открывал лазейку, разрешая брать у инородцев угодья «в оброчное содержание». В-третьих, никаких реальных мер против самовольного захвата угодий Устав не предусматривал.

Все это привело к тому, что и после введения Устава 1822 года, который торжественно провозгласил, что «инородцы для каждого поколения имеют назначенные во владение земли», в широких масштабах продолжалось обезземеливание коренного населения Сибири, в том числе в Якутии. Обезземеливание проходило различными путями: через «оброчное содержание» и аренду, часто бессрочную, через куплю-продажу (характерно, что в Уставе 1822 года об этом ничего не говорится), через самовольный захват.

Обнаженно и открыто выступают в Уставе 1822 года фискальные цели, которые Устав и стремился обеспечить в первую очередь. Сбором податей и повинностей занимались все инстанции «степного управления» под прямым контролем областного управления. Сам областной начальник устанавливал, сколько с каждого рода и даже с каждой души причитается сборов.

Устав 1822 года не вмешивался во внутреннюю жизнь «инородцев», в их быт и традиции. «Кочующие инородцы остаются вообще на прежних их правах», «кочующие управляются по степным законам и обычаям, каждому племени свойственным», - подчеркивал Устав.

Устав предоставлял им свободу в вероисповедании и богослужении (что, впрочем, не приостанавливало активной политики христианизации, проводившейся в XIX веке царизмом и церковью), право судопроизводства по мелким гражданским делам.

Но вместе с тем Устав 1822 года настойчиво выдвигал и поддерживал верхушку «инородцев» – патриархально-феодальную знать: «Инородцы управляются собственными своими родоначальниками и почетными людьми, из коих составляется их степное управление».

Таким образом, именно в Уставе 1822 года получил законодательное оформление наметившийся еще в XVII веке союз правительства с патриархально-феодальной знатью народов Сибири. Поддерживая патриархально-феодальную знать, укрепляя ее привилегированное положение, Устав превращал ее в свою агентуру, проводника своей политики. Вместе с тем, он, не вполне доверяя и ей, ставил ее под строгий контроль административного и судебного имперского аппарата.

Особенно в этом отношении подчеркивалось значение земской полиции, на которую возлагаются «надзор за инородными управами и родовыми управлениями».[xiv]

Устав 1822 года обобщал и систематизировал то, что сложилось в процессе административной практикиуправления народностями Сибири. Вместе с тем составители Уства Г. С. Батеньков и М. М. Сперанский стремились ограничить вмешательство чиновников в «степное управление», предотвратить их злоупотребления, упорядочить взыскание податных сборов, ограничить личную власть «главных родовых начальников» коллегиальностью «учреждение степных дум, общественные сугланы). Однако эти стремления составителей Устава не осуществились.

Царское правительство и его местная администрация по-прежнему опирались на эксплуататорскую верхушку – на «степную аристократию». Степные думы, родовые управления превращались в коллегии нойонов, которые использовали аппарат «степного управления» для своих эксплуататорских целей.[xv]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, мы рассмотрели «Устав по управлению инородцами». Как исторический источник он имеет огромное значение, так как дает сведения об управлении коренными народами Сибири в царской России.

Благодаря этому источнику мы также можем узнать сведения о патриархально-феодальном устройстве «инородцев», о том, как разрушалось это устройство царскими властями, как происходило обезземеливание «инородцев».

Кроме того, по «Уставу» мы можем выяснить политику царизма в отношении «инородцев». «Устав» имел противоречивый характер. Несомненно, его составители имели благие цели при составлении. Но в то же время, при анализе источника, можно заметить недоработки в «Уставе», противоречия, которые впоследствии сыграли важную роль в жизни «инородцев», ухудшая их положение. Хотя, конечно, введение «Устава» регламентировало отношение с «инородцами» и ограждало их от произвола.

 Скачать реферат