Мюнхен - преддверие войны

Но все же перед историками остается, на наш взгляд, еще окончательно не решенный вопрос: был ли готов СССР оказать помощь Чехословакии в случае отказа Франции от своих обязательств? Положительный ответ на этот вопрос, содержавшийся во многих работах советских историков, не очень убедителен. Во-первых, приводимые доказательства, в том числе и документальные лишь косвенным образом подтверждают эт

от тезис. Во-вторых, следует принимать во внимание политико-идеологические факторы, некоторые положения сталинской доктрины и его жесткий прагматизм при решении вопросов безопасности социалистического государства.

Конечно, сокрушить гитлеровскую Германию - главного политического и идеологического противника - соответствовало интересам СССР. Но, на наш взгляд, в 1938 г. речь могла идти только о совместных действиях Советского Союза, Франции и Чехословакии против Германии. В перспективе к этому блоку, вероятно, могли бы присоединиться и другие государства. Сталинское руководство никогда бы не пошло на риск войны с Германией в защиту Чехословакии, не имея союзников. Ибо такой вариант неминуемо означал бы втягивание в войну с Германией один на один, что, естественно, не соответствовало жизненным интересам СССР.

Исследователь внешней политики СССР В. Я. Сиполс подчеркнул в своих трудах, что советское правительство понимало нереальность и опасность защиты Чехословакии только силами СССР. Решительно заявляя о своей готовности выполнить свои обязательства в отношении Чехословакии, Советский Союз «проявлял и необходимую осмотрительность, чтобы не оказаться в одиночку в состоянии войны с блоком фашистских агрессоров, а то и со всем лагерем капитализма». Французский историк Р. Жиро имел основания писать: «СССР в 1938 г. не намеревался жертвовать своими интересами во имя спасения какого-либо государства в Центральной Европе. Советы считали вправе это сделать, поскольку западные страны (в этом отношении правительства Франции и Англии были почти единодушны) упорно стремились держать СССР в неведении их намерений и дипломатических расчетов».

Можно предположить, что Москва сознательно создавала впечатление о своей готовности оказать помощь Чехословакии даже в случае отказа Франции от своих обязательств. Такие акции советской дипломатии следует, по всей вероятности, рассматривать как маневр, как попытки оказать давление на Прагу и Париж для поддержания их решимости оказать сопротивление

агрессору. Возможны и другие, неизвестные до сих пор советским историкам, расчеты и планы сталинского руководства в период чехословацкого кризиса. Эти проблемы нуждаются в дальнейших исследованиях на базе новых документов.

Мюнхенские соглашения неоднозначно были восприняты современниками и историками. Возвращаясь из Мюнхена, Э. Даладье пребывал в мрачном настроении, понимая, что по отношению к своему союзнику правительство Франции и он - премьер-министр, совершили недостойный поступок, отказавшись от своих обязательств и предав Чехословакию. Однако французский премьер был весьма удивлен, когда в столице его встретили толпы ликующих парижан. В последующие дни большинство французских газет поместили восторженные материалы о «спасении мира». 1 октября лидер социалистов Леон Блюм писал в газете «Попюлер»: «Нет ни одного мужчины, ни одной женщины во Франции, которые отказали бы Н. Чемберлену и Э. Даладье в справедливой благодарности. Вновь можно наслаждаться красотой осеннего солнца». Газета «Пари-Суар» за 1 октября восторженно писала: «Мир! Мир! Мир! Вот слово, которое сегодня утром можно прочитать в глазах каждого, которое радостно исходит из всех уст. Общество вздохнуло. Мы, следовательно, еще будем жить . Наш председатель совета министров и наш министр иностранных дел сохранили нам мир. Это хорошо! Они сохранили нам мир, оберегая честь и достоинство. Это еще лучше! Благодаря им Франция может следовать своей прекрасной и славной судьбе миролюбивой и демократической нации».

В этой атмосфере всеобщей эйфории, охватившей французов, диссонансом звучали лишь публикации в органе ФКП «Юманите», в газете «Эпок» А. де Кериллиса - публициста, стоявшего на традиционных позициях буржуазного национализма. «День 29 сентября, - писал в «Юманите» генеральный секретарь ФКП М.Торез, - войдет в историю как день величайшей измены, которую когда-либо совершило республиканское правительство в отношении Франции, мира и демократии. Те, кто предал Чехословакию, нанесли удар безопасности Франции». Резко критиковал позицию правительства А.де Кериллис. «Нам горько и стыдно при мысли, - отмечал он в «Эпок» за 30 сентября, - что наша страна скомпрометировала свою благородную репутацию, предав союзника в момент опасности».

4 октября правительство Даладье внесло на обсуждение французского парламента вопрос о мюнхенских соглашениях. В своем выступлении премьер-министр квалифицировал сделку в Мюнхене как победу сил мира над силами войны, как пример «защиты собственных национальных интересов» Францией. «Речь шла о спасении мира . Я сказал «да» и не жалею ни о чем . Мы спасли мир в Мюнхене». Палата депутатов 535-ю голосами (против 75, из них 73 коммуниста) одобрила мюнхенские соглашения. В сенате декларация правительства о внешней политике была также одобрена большинством голосов (280 - «за», 2 - «против»).

Когда несколько сникли восторженные оценки мюнхенских соглашений и появилась возможность более трезво взглянуть на военно-политическую обстановку, сложившуюся после Мюнхена в Европе, французы почувствовали, что Франция не только не укрепила своего положения на континенте, но оказалась ослабленной, потеряв свои прежние позиции. Однако этот процесс осознания пагубности мюнхенских соглашений в конце 1938 г. лишь обозначился. Опрос общественного мнения в конце октября 1938 г. показал, что только 37 процентов опрошенных заявили о своем несогласии с мюнхенскими соглашениями.

Оценки мюнхенских соглашений во французской историографии также противоречивы. Автор семитомного труда «Сто лет Республики» Жак Шастене называет мюнхенские соглашения «бесславными», но в то же время утверждает, все сделано для того, чтобы устранить вероятность такой ситуации, когда Франция окажется вынужденной взять в руки оружие. Большинство французских историков приходят к выводу, что участие Франции в мюнхенской конференции было трагической ошибкой, результатом серьезных политических просчетов французского правительства. «Символом позора» считал Мюнхен М.Бомон, «военная капитуляция западных держав в форме дипломатического поражения» - утверждал генерал П. Стелен. «Мюнхен, - писал Ж.-П. Азема, -ставший ключевым событием нашей современной истории, страшным ругательством в нашей политической лексике, был решающим событием в судьбах Европы. Полагали, что установили мир, а вступили во вторую мировую войну».

Москва решительно осудила мюнхенские соглашения, рассматривая их как капитуляцию западных демократий, подрывающую устои мира в Европе.

2 октября, встретившись в Женеве с французским министром иностранных дел Ж. Бонне, М.М.Литвинов отметил, что Франция, имея такого надежного союзника, как Чехословакия, и возможность помощи со стороны СССР, все же уступила шантажу Гитлера. В создавшейся обстановке, по словам, наркома, «трудно представить себе дальнейшую борьбу Франции с Германией».

 Скачать реферат