Художественные особенности евангельских рассказов Л.Н. Андреева

В рассказе писатель использует прием ретроспекции. Иисус и ученики останавливаются в Вифании и, собравшись вечером, вспоминают прошедший день. «Образы пройденного пути: и солнце, и камень, и трава, и Христос, возлежащий в шатре, тихо плыли в голове, навевая мягкую задумчивость, рождая смутные, но сладкие грезы о каком-то вечном движении под солнцем. Сладко отдыхало утомленное тело, и все оно ду

мало о чем-то загадочно-прекрасном и большом - и никто не вспомнил об Иуде». В прошедшее время врывается вечное время «вечное движение под солнцем» - такова жизнь и не только одного человека, но и всего человечества.

Когда же описываются события, происходящие с Иисусом и его учениками на протяжении их пути, время течет спокойно и равномерно. И даже в тот момент, когда Иуда решается на предательство, время не меняет темп своего движения. «А время равнодушно протекало, и тридцать серебреников лежали под камнем, и близился неумолимо страшный день предательства». И вот приближается этот страшный день, и время вновь набирает ход. «Уже не днями, а короткими быстролетящими часами мерилось неумолимое время. И был вечер, вечерняя тишина была, и длинные тени ложились по земле – первые острые стрелы грядущей ночи великого боя, когда прозвучал печальный и суровый голос». Ничто не может отвратить всеобщее человеческое горе – смерть самого прекрасного на Земле – Бога-человека.

«Уже встала луна, когда Иисус собирался идти на гору Елеонскую, где проводил он все последние ночи свои. Но непонятно медлил он, и ученики, готовые тронуться в путь, торопили его». Вновь время застывает. Возникает ощущение, что все вокруг: природа, Земля, Бог, Иуда и сам Иисус надеются, что все можно изменить, они не хотят этой чудовищной трагедии.

Ожидание страшного мига дается Андреевым через сонное состояние Петра. «И еще раз, громко зевнув, опрокинулся на спину и затих. Затихли и остальные, и крепкий сон здоровой усталости охватил их неподвижные тела. Сквозь тяжелую дремоту Петр видел смутно что-то белое, наклонившееся над ним, и чей-то голос прозвучал и погас, не оставив следа в помраченном сознании:

-Симон, ты спишь?

И опять он спал, и опять какой-то тихий голос коснулся его уха и погас, не оставив следа:

-Так ли одного часа не могли вы бодрствовать со мною?»

Сон, желание забыться, поверить в призрачность происходящего – это те чувства, которые испытывают в этот момент все. Но даже после самого глубокого сна приходит пробуждение и подчас оно самое тяжелое. «Пришел в движение весь этот чудовищный хаос». Именно хаос творился вокруг. Крики и шум, лязг оружия, кого-то хватали, тащили, теснили, толкали, распихивали. И среди этого хаоса «безмолвный и строгий, как смерть в своем гордом величии, стоял Иуда из Кариота, внутри его все стонало, гремело тысячью буйных и огненных голосов».

И вновь время застыло. «Ночь тянулась, и костры еще тлели». Ночь насилия и всемирного зла. Казалось, нет ей конца, нет конца страданиям Иисуса Христа.

«Когда был поднят молот, чтобы пригвоздить к дереву левую руку Иисуса, Иуда закрыл глаза и целую вечность не дышал, не видел, не жил, а только слушал». Андреев изображает нам, как лично Иуда воспринимает это страшное время, показывает, что вместе с Иисусом предатель не только участвует в происходящих событиях, но и переживает то же чувство боли, смешенное со скорбью. Он как будто перестает существовать, умирает, пусть не физически, но духовно.

«Что случилось со временем? То почти останавливается оно, так что хочется пихать его руками, бить ногами, кнутом, как ленивого осла, - то безумно мчится оно с какой-то горы и захватывает дыхание, и руки напрасно ищут опоры». И вновь через отношения ко времени автор передает не только чувство страдания героев, но и чувства, которые испытывает и он сам, и читатели.

Иисус умер. «Осуществился ужас и мечты. Кто вырвет теперь победу из рук искариота? Свершилось». И время полностью подчиняется ему. «Теперь вся земля подчиняется ему , и идет он неторопливо … И дальше идет он спокойным и властным шагом. И не идет время ни спереди, ни сзади; покорное вместе с ним движется оно всею своей незримою громадой».

Опираясь на точку зрения Лотмана, мы будем рассматривать внутренне пространство Иуды и Иисуса.

Когда Иуде плохо он выбирает место, похожее либо на овраг, либо на яму. «И впереди его, и сзади, и со всех сторон поднимались стены оврага, острой линией обрезая края синего неба; и всюду, впиваясь в землю, высились огромные серые камни – словно прошел здесь когда-то каменный дождь, и в бесконечной думе застыли его тяжелые капли. И на опрокинутый, обрубленный череп похож был этот дико-пустынный овраг, и каждый камень в нем был как застывшая мысль, и их было много, и все они думали – тяжело, безгранично, упорно». Не случайно сравнивают его чаще всего с ползучими, неприятными тварями – скорпионом, осьминогом. «Огромные глаза, десятки жадных щупальцев, притворное спокойствие – и раз! – обнял, облил, раздавил и высосал, ни разу не моргнувши огромными глазами». Даже в его движениях есть что-то змеиное: «…отполз Иуда, помедлил нерешительно и скрылся в темной глубине открытой двери», «… точно вылезая из ямы, он чувствовал на свету свой странный череп, потом глаза – остановился – решительно открыл все свое лицо». Таким образом, Андреев подчеркивает все то, что есть неприятное и отвратительное в Иуде. Но и в таком «чудовище» любовь к Иисусу пробуждает лучшие качества характера.

Если внутреннее пространство Иуды замкнуто, с острыми краями, связанное с чем-то низменным, темным и тяжелым, с землей, то пространство Иисуса устремлено вверх, это свет чистота, легкость, благодать. «И по мере того как смотрел (Иуда), гасло все вокруг него, одевалось тьмой, безмолвием, только светлел Иисус со своей поднятой рукой. Но вот и он словно поднялся в воздух, словно растаял и сделался такой, как будто весь он состоял из надозерного тумана, пронизанного светом заходящей луны; и мягкая речь его звучала где-то далеко-далеко и нежно».

Предательство было совершено в Гефсиманском саду на Елеонской горе. Неслучайно в настоящее время на этом месте построен храм Вознесения Господня.

Светлое, безграничное пространство Иисуса противостоит «тесной, душной комнате, грязной, как все караульни в мире, с заплеванным полом и такими замасленными, запятнанными стенами, точно по ним ходили и валялись», в которой люди жестоко избивали сына человеческого. Таким образом, Андреев подчеркивает, что внутренне пространство человека, поднявшего руку на Бога-человека, не знающий чувство сострадания и жалости к ближнему, низко, тесно, грязно, заплевано и запятнано, а отмыть его почти невозможно. Иуда же, несмотря на то, что совершил самый страшный грех, в рассказе предстает самым отзывчивым, человечным, способный сострадать, чувствовать и переживать чужую боль. Не выдержав муки совести, он покончил жизнь самоубийством. «Иуда давно уже, во время своих одиноких прогулок, наметил то место, где он убьет себя после смерти Иисуса». Как мы можем заметить, не только предназначение сближает Бога-человека и предателя, но и добровольное согласие принять смерть, только Иисус делает это, принявши проклятие человечества, а Иуда, неся бремя собственного проклятия. Свою смерть Иуда обретает тоже на горе, это свидетельствует о возвышенности его миссии и устремленности его к небесам, а не к земле. Дерево, на котором повесился Иуда было «кривое, измученное ветром, рвущим его со всех сторон, полузасохшее». Так же измученна была душа предателя. По одной из легенд, Иуда повесился на осине, которая с тех пор стала дрожать от ужаса при малейшем ветерке, вспоминая Иуду предателя, и приобрела свойство магического оружия, способного поразить вампиров.

 Скачать реферат