Константин Симонов - писатель-фронтовик

Будучи талантливым человеком, К. Симонов и в разгромных акциях выступает с успехом. Среди таких акций изъятие поэмы «Теркин на том свете» из издания произведений Твардовского, собрание ленинградских писателей по обсуждению постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» и ряд других разгромных акций усмирения.

В 1956-м Симонов, редактор «Нового мира», вместе с членами редколлегии напишет оф

ициальное письмо Пастернаку, мотивирующее отказ печатать «Доктора Живаго» антиреволюционным содержанием романа (письмо будет обнародовано в октябре 1958-го).

М. Алигер в своих воспоминаниях отмечает, что многим даже из друзей К. Симонова казалось, что люди его уровня могли делать больше, «могли решительнее сопротивляться тому, что было не в интересах литературы. Но в то время, очевидно, не всегда могли»[56].

В дневниках, напечатанных как при жизни, так и после смерти, пастернаковский «эпизод» отсутствует: никаких оговорок в сторону «реабилитации» Пастернака и покаяния в собственной вине участника травли. Но была со стороны Симонова предпринята долговременная акция возвращения в легальную литературу другого, сопоставимого по масштабам (как он понимал) и незаслуженно «отодвинутого» писателя — Михаила Булгакова. Симонов помогал булгаковским публикациям, написал предисловие к книгам Булгакова, помогал и устройством дел по наследию; активно участвовал в продвижении образа Булгакова на телеэкран, делал передачи и снимал фильмы о Булгакове. В начале 70-х годов Симонов возглавил комиссию по литературному наследию Булгакова.

Нелегко далась К. Симонову публикация в «Новом мире» летом 1947 года «Партизанских рассказов» Михаила Зощенко. Отметим также, что именно К. Симонов, будучи редактором «Нового мира», напечатал первые предперестроечные произведения, в том числе «Не хлебом единым» В. Дудинцева.

Много лет добивался Симонов публикации романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол». Возникали самые непредвиденные препятствия. И все-таки роман появился в собрании сочинений Хемингуэя с предисловием Симонова.

Он стал председателем комиссии по литературному наследию О. Мандельштама и настойчиво добивался издания книги поэта в Большой серии «Библиотеки поэта».

Симонов добился переиздания книг Ильфа и Петрова, которые многие годы не фигурировали в издательских планах.

К. Симонов открыл немало новых литературных имен. Прочитав когда-то первый вариант романа В. Ажаева «Далеко от Москвы» Симонов многие месяцы работал с автором, пока роман не стал таким, каким мы его знаем и каким он прочно вошел в нашу литературу. Благодаря К.М. Симонову вошел в литературу хорошо сегодня известный прозаик Вячеслав Кондратьев.

Находясь внутри литературного процесса, Симонов отражал его движение самой своей личностью. Искал истину, искал упрямо, подчас с мучительным ощущением, что она ускользает. Не только в практике секретарской работы в Союзе писателей и редакторской в «Новом мире», но и в теории и критике он не настаивал на том или ином своем решении, выводе, умозаключении, если убеждался, что был не прав. Поправлял себя, не считаясь с самолюбием, с ожидаемым и вероятным злорадством недругов и оппонентов. Внутренним переменам – под влиянием времени – помогало умение быть самокритичным.

Константин Михайлович лично входил в общественный совет Театра на Таганке, своим влиянием помогал «пробиваться» либеральным спектаклям, отличающимся неизменным эзоповым языком, вызывавшим особую настороженность Управления по культуре[57].

Начальственную службу в Союзе писателей К. Симонов воспринимал и как возможность делать добрые дела (и делал их — например, два дачных поселка «Литгазеты» возникли благодаря ему); как председатель общественного совета ЦДЛ он инициировал выставки Пиросмани, Петрова-Водкина, Татлина, Хлебниковой; собирал солдатские мемуары, помогал кому только мог материально . Но — не шел на риск: « .я никогда не рисковал сдуру, был очень аккуратен, выдержан и осторожен» — хотя и «не бегал» от реальной опасности. Дело, сделанное и без особо очевидных проявлений смелости, остается сделанным делом. А смело сломанная голова при недоделанном деле есть предмет минутного восхищения – не более» (письмо сыну Алексею, 1952 г.).

Как одного из руководителей Союза писателей К.М. Симонова заботила и проблема защиты чести человека, проблема возвращения «доброго имени». Он говорил об этом в своих «Литературных заметках», вспоминая пленум правления Союза писателей, состоявшийся в конце 1948 года, на котором «критики, обратившие внимание на реальные слабости нашей драматургии, подверглись разгрому. Было объявлено, что критикам, отмечавшим слабости нашей драматургии, не дороги ее судьбы; что они хотят перебить ей ноги и своими выступлениями якобы мешают ее росту, что они критикуют ее с чуждых, враждебных позиций и что хотя в драматургии и есть недостатки, но мы, дескать, сможем заняться критикой их с наших позиций лишь после того, как разгромим всех тех, кто говорит о ней с чуждых позиций».

Прямо и откровенно К.М. Симонов говорит о своей личной ответственности за высказывание ряда «грубо несправедливых оценок деятельности наших театральных критиков», которые в результате «были практически на длительные сроки лишены возможности нормально работать»[58].

Владимир Еременко в своей статье «Вблизи сильных мира» отмечает, что из бесед с Константином Симоновым у него «сложилось впечатление, что Симонов своими протестами, конфронтацией с высокими чиновниками как бы замаливает свои грехи молодости, когда он слишком ревностно выполнял волю и линию высоких партийных инстанций». Он пишет: «По роду службы мне доводилось читать стенограммы секретариатов Союза писателей, где громили диссидентов и отступников, и выступления Симонова были отнюдь не в их защиту. В конце жизни он будто бы каялся за свой конформизм и те уступки чиновникам от литературы, когда был главным редактором «Литературки», а затем и «Нового мира»[59].

Когда К. Симонов узнал, что избран членом Центральной Ревизионной комиссии ЦК КПСС, он, по свидетельствам очевидцев, был обрадован. Но не столько за себя, сколько за то, что это высокое положение давало ему возможность многое сделать и многим помочь. Он так и сказал: «Я смогу теперь многим помочь». И он неустанно помогал. Он пробивал книги, защищал молодых, отстаивал интересы литературы. Как вспоминает Михаил Ульянов: «Сколько мне не приходилось быть с ним вместе на разных собраниях, он все время что-то отстаивал, кого-то уговаривал, с кем-то договаривался, кому-то объяснял»[60].

Симонов был счастливчиком, избегнувшим опасностей времени, в котором гибли, исчезали навсегда, подвергались преследованиям и унижениям настоящие поэты. «Этому учит нас партия, этому учит нас товарищ Сталин» — для заместителя генерального секретаря Союза советских писателей СССР не ритуальная формула в «премиальном» выступлении под названием «Большой день советской литературы», а символ

веры. Чем это все перекрывалось? Да все тем же — служением Родине.

К. Симонов писал: «Если говорить о той общественной деятельности, которой я занимаюсь, и которая непосредственно связана с моей писательской работой и моим личным жизненным опытом, то еще несколько лет назад я сделал для себя окончательный выбор и решил до конца своей жизни класть все оставшиеся у меня силы на то, чтобы, во-первых, в меру своих сил и понимания, писать и говорить правду о войне; во-вторых, опять-таки в меру сил и понимания, мешать тому, чтобы о ней говорили или писали неправду, в-третьих, стремиться к тому, чтобы роль рядового участника войны, вынесшего на своем горбу ее главную тяжесть, предстала перед последующими поколениями и во всем ее подлинном трагизме, и во всем ее подлинном героизме. И, наконец, в-четвертых, я считаю своим личным долгом во всех тех случаях, когда я сталкиваюсь с несправедливостями, совершенными сейчас или раньше по отношению к тем или иным участникам войны, сделать все, что от меня зависит, чтобы, прибегая к помощи других людей, исправить подобные несправедливости.

 Скачать реферат