Любовь в лирике Фёдора Ивановича Тютчева

А через два месяца после её смерти он дал в письме к Георгиевскому ключ ко всей своей судьбе: "Только при ней и для неё я был личностью, только в её любви ' .' я сознавал себя".

Елена Александровна умерла в Петербурге или на даче под Петербургом 4 августа 1864 года. Похоронили её на Волковом кладбище. На её могиле стоял крест, ныне сломанный, с надписью, состоявшей из дат рождения

и смерти и слов: "Елена - верую, Господи, и исповедую". О её предсмертных днях и часах и об отчаянии Тютчева говорят стихи:

Весь день она лежала в забытьи -

И всю её уж тени покрывали -

Лил тёплый, летний дождь - его струи

По листьям весело звучали.

И медленно опомнилась она -

И начала прислушиваться к шуму,

И долго слушала - увлечена,

Погружена в сознательную думу .

И вот, как бы беседуя с собой,

Сознательно она проговорила:

(Я был при ней, убитый, но живой)

"О, как всё это я любила!"

Любила ты, и так, как ты, любить -

никому ещё не удавалось -

О Господи! и это пережить .

И сердце на клочки не разорвалось .

В начале октября из Женевы Тютчев писал Георгиевскому: " .Память о ней - это то, что чувство голода в голодном, ненасытимо голодном. Не живётся, мой друг Александр Иванович, не живётся . Гноится рана, не заживает. Только при ней и для неё я был личностью, только в её любви, её беспредельной ко мне любви я сознавал себя . Теперь я что-то бессмысленно живущее, какое-то живое, мучительное ничтожество.

Однажды, вернувшись домой с проповеди епископа Мермийо, он продиктовал младшей дочери, Марии, дневнику которой мы обязаны сведениями о времяпрепровождении Тютчева за границей, стихи:

Утихла биза . Легче дышит

Лазурный сонм женевских вод -

И лодка вновь по ним плывёт,

И снова лебедь их колышет.

Весь день, как летом, солнце греет,

Деревья блещут пестротой -

И воздух ласковой волной

Их пышность ветхую лелеет.

А там, в торжественном покое,

Разоблачённая с утра, -

Сияет Белая Гора,

Как откровенье неземное.

Здесь сердце так бы всё забыло,

Забыло б муку всю свою,

Когда бы там - в родном краю -

Одной могилой меньше было .

В конце ноября или в декабре были написаны стихи:

О, этот юг, о, эта Ницца!

О, как их блеск меня тревожит!

- Жизнь, как подстреленная птица,

Подняться хочет - и не может .

Нет ни полёта, ни размаху -

Висят поломанные крылья -

И вся она, прижавшись к праху,

Дрожит от боли и бессилья .

Тогда же писал он Полонскому в ответ на его стихи:

Нет боле искр живых на голос твой приветный -

Во мне глухая ночь и нет для ней утра .

И скоро улетит - во мраке незаметный –

Последний, скудный дым с потухшего костра.

Правда, через неделю после этих строк было написано мадригальное стихотворение, посвящённое Н.С. Акинфиевой, но оно свидетельствует лишь о той потребности в обществе, особенно женском, которое Тютчева никогда не покидало. Под этим покровом нежности, общительности, разговорчивости продолжала зиять полная опустошённость, получившая самое глубокое своё выражение в стихах "Есть и в моём страдальческом застое .". Мертвенность души, тупая тоска, невозможность осознать самого себя противопоставлены в них жгучему, но живому страданию, точно так же, как при жизни Елены Александровны противопоставлялось могущество её любви той неспособности любить, которую испытывал поэт, когда сознавал себя "живой души твоей безжизненным кумиром".

В конце июня он пишет М.А. Георгиевской: "Я должен признаться, что с той поры не было ни одного дня, который я не начинал бы без некоторого изумления, как человек продолжает ещё жить, хотя ему отрубили голову и вырвали сердце". Две годовщины помянул он тем летом скорбными стихами: 15 июля в Петербурге написал "Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло .", а 3 августа в Овстуге:

Вот бреду я вдоль большой дороги

В тихом свете гаснущего дня,

Тяжело мне, замирают ноги .

Друг мой милый, видишь ли меня?

Всё темней, темнее над землёю -

Улетел последний отблеск дня .

Вот тот мир, где жили мы с тобою,

Ангел мой, ты видишь ли меня?

Завтра день молитвы и печали,

Завтра память рокового дня .

Ангел мой, где б души ни витали,

Ангел мой, ты видишь ли меня?

В этом месяце Тютчеву было особенно тяжело. Близкие отмечают его раздражительность: ему хотелось, чтобы они выказывали больше участия к его горю. 16 августа он пишет М.А. Георгиевской: "Мои подлые нервы до того расстроены, что я пера в руках держать не могу .", а в конце сентября ей же из Петербурга: "Жалкое и подлое творение человек с его способностью всё пережить", но сам он полгода спустя в стихах к гр. Блудовой скажет, что "пережить - не значит жить". "Нет дня, чтобы душа не ныла ." написано в том же году поздней осенью. Следующей весной Тютчев не хотел ехать за границу и писал Георгиевским: "Там ещё пустее. Это я уже испытал на деле". Летом того же года он жаловался из Царского жене: "Я с каждым днём становлюсь всё несноснее, моему обычному раздражению способствует немало та усталость, которую я испытываю в погоне всеми способами развлечься и не видеть перед собой ужасной пустоты".

Конечно, время, как принято выражаться, "делало своё дело". Прошёл ещё год. Упоминание о Елене Александровне в переписке исчезает. Но известно, что осенью этого года на одном из заседаний Совета Главного управления по делам печати, которого он состоял членом, Тютчев был весьма расстроен и что-то рисовал или писал карандашом на листке бумаги, лежавшей перед ним на столе. После заседания он ушёл в раздумье, оставив листок. Один из его сослуживцев, граф Капнист, заметил, что вместо деловых заметок там были стихотворные строчки. Он взял листок и сохранил его на память о Тютчеве:

Как ни тяжёл последний час -

Та непонятная для нас

Истома смертного страданья, -

Но для души ещё страшней

Следить, как вымирают в ней

Все лучшие воспоминанья.

Прошла ещё одна петербургская зима, потом весна . В июне Тютчев написал:

Опять стою я над Невой,

И снова, как в былые годы,

Смотрю и я, как бы живой,

На эти дремлющие воды.

Нет искр в небесной синеве,

Всё стихло в бледном обаянье,

Лишь по задумчивой Неве

Струится бледное сиянье.

Во сне ль всё это снится мне,

Или гляжу я в самом деле,

На что при этой же луне

С тобой живые мы глядели?

Понимать это следует буквально. Ему не хватало жизни, и ему оставалось не долго жить. Он скончался в июле 1873 года (В очерке о Великой княгине Елене Павловне мною было ошибочно указано: апрель 1873 года - автор!)

Даже в последних его увлечениях: романтических письмах к баронессе Елене Карловне Услар - Богдановой, мадригалах Надежде Акинфьевой - Горчаковой, полушутливых стихотворных строчках Великой Княгине Елене Павловне лежит всего лишь "отсвет", легкое дыхание последней Любви Тютчева, ее всполохи и тени: Это - лишь попытка заполнить ту сердечную пустоту, что образовалась в душе Поэта после ухода Любимой Женщины. Это столь естественно для Поэта Столь понятно. Но так - горьк!

 Скачать реферат