Творчество В.Г. Сорокина

Роман – клише русского «усадебного» романа 19 века объемом. Поскольку такая реальность как «русский роман 19 века», существует в сознании исследователей и читателей, писатель взялся создать текст – материализовать это понятие, вычленив общие свойства множества русских романов. Роман Сорокина читается как произведение о языке, существующем независимо от той реальности, которая на этом языке опис

ывалась в 19 веке. Сознание читателя фиксирует, как описывается природа, усадьба, выражение лица барышни и т.д. Но впечатление получается совсем иное, чем при чтении реального Толстого или Тургенева. Отторгнутый от собственного содержания голый скелет романной формы дает странный сопутствующий эффект обесценивания и самого русского романа как литературного и культурного явления.

Тридцатая любовь Марины – женская история в духе производственного романа. В результате «благотворного влияния коллектива» в лице секретаря парткома законченная индивидуалистка, эгоистка и лесбиянка, склонная к религии и диссидентству, становится бодрым членом «здорового» производственного подразделения. Сорокин показывает, как трясина коллективного бессознательного поглощает индивидуальные формы существования вплоть до полного их исчезновения. Растворение в коллективной жизни было своего рода добродетелью при социализме. По сути, судьба Марины, как и жизнь советских людей, была незначительным частным случаем в завораживающем и мощном движении идеологических конструкций. История заканчивается характерной для Сорокина концовкой – уходом в абсурд, в ничто, в бессвязную и бессмысленную идеологическую риторику.

Сердца четырех – роман о том, как некие мистические основания, заложенные в самом, казалось бы, случайном сочетании цифр – 6, 2, 5, 5 – могут стать поводом для создания некой тоталитарной организации. А ее члены будут наделены способностью, как нож сквозь масло, проходить сквозь окружающих людей, неотвратимо приближаясь к неведомой цели своей жизни. Возможно, это намек на то, что любая бессмыслица, получившая статус мистического основания, вполне реально может стать источником силы, неведомой по своим загадочным свойствам. Правда, невольно напрашивается вопрос, с чем соотносится эта сила в первую очередь – с некими достоинствам того, во что верят, или с преображающим возможностям человеческого воображения и веры.

Голубое сало – этот роман-фантасмагория вызвал наибольший интерес и резонанс в обществе. Произведение живописует картины, по словам автора, «коллективного российского бессознательного» образца ХХ века. В качестве действующих персонажей представлен почти полный иконостас архетипических фигур советской мифологии – Сталина, Хрущева, Гитлера, а также культовых фигур – символов российской культуры и литературы – Ахматовой, Бродского и др. Впрочем, сорокинские образы известных личностей имеют мало общего с реальными прототипами – автор продолжает «играть» со стереотипами массовой культуры.

По сюжету романа, клоны русских классиков, написав некие великие тексты, перед тем, как впасть в анабиоз (небытие) выделяют из себя вещество – «голубое сало» – творческость, креативность, созидательное начало в чистом виде. Далее идет дележ и борьба за обладание им, охватывающая как представителей иерархии власти, так и членов неких тайных сект и обществ из будущего и параллельного настоящего. На фоне этой фабулы герои-символы вступают в отношения соития, то бишь «имения» друг друга. Такой тип отношений, как и борьба за обладание неким чудодейственным предметом или веществом, входят в типичный сюжет-клише традиционных мифов. Первичные глубинные уровни психики – обитель бессознательного – также имеют архаическую структуру мифа. Но и тут Сорокин остается верен себе – глубинные архаические отношения взаимопритягивания и взаимопроникновения он низводит до порносюжетов из жизни известных личностей, высмеивая одновременно и святыни истории, и психоанализ.

Пир – действие разных по стилистике 13 новелл происходит во многих странах в прошлом, настоящем и будущем. Замысел книги оформился после знакомства с совершенно особой культурой еды в Японии, куда писатель ездил преподавать русский язык. В целом возникает символ еды как огромного, имеющего множество диалектов и одновременно универсального языка коммуникации людей. Несмотря на то, что автор в основном рассматривает поедание как узко утилитарный «пищевой» процесс, невольно возникает и более широкий образ – потребление в широком смысле. В т. ч. и потребление «под тем или иным соусом» близкого человека – типичный семейный психоаналитический сюжет (новелла Настя).

Лёд – в этой книге автор обращается уже к реалиям современной «капиталистической» России и намекает на некую необходимость для людей «достучаться до сердец». Правда, этот призыв выглядит несколько формально – как рациональное решение или печальная необходимость, а вовсе не как зов души. Впрочем, для законченного постмодерниста и это немало. В любом случае такой призыв интригует. Возможно, это намек на необходимость «разморозить чувства» и перейти в иное качество своего бытия. Признаки такого лучшего существования, к сожалению, указаны писателем более, чем смутно – разве что ноющая боль в полуразмороженном сердце и неизвестно откуда взявшиеся пачки дензнаков в карманах.

По сценариям Владимира Сорокина были сняты художественные фильмы:

Москва (2000, режиссер Александр Зельдович) – семейная история квази-«чеховских» трех героинь Ольги, Маши, Ирины, стремящихся покинуть Москву, подана сквозь призму слома ценностей «безвременья» 90 - х. Стильно снятые живописные картины морального разложения «сливок» бывшей советской аристократии пронизаны настроениями декаданса. На этом фоне разворачиваются криминальные разборки бывших друзей детства. Ставится под сомнение возможность возрождения Москвы как культурного центра на деньгах, крови и комплексах слоя «новых русских». Фильм получил национальную премию «Золотой Овен» за операторскую работу и музыку, вызвал нарекания критиков запредельными по цинизму высказываниями и поступками героев, составляющими резкий контраст с воспеванием поэзии вечерней Москвы;

Копейка (2002, режиссер Иван Дыховичный) – сатирическая эпическая комедия решена как история вещи, а именно автомашины «копейка», ходившей по рукам на протяжении четверти века. Хозяева «копейки», герои своего времени, метко и лаконично выражают собственную жизненную философию в разного рода жизненных ситуациях. Их комментарии и высказывания так и просятся перейти в разряд расхожих народных цитат и поговорок. «Непотопляемость» простой и нужной вещи при любых режимах – пример для подражания человеку, желающему выжить в условиях резко меняющихся общественных отношений.

Владимир Сорокин также автор повести Месяц в Дахау, сборников рассказов Первый субботник, В глубь России, пьесы Землянка, Юбилей, Пельмени («Искусство кино» № 6, 1990), Русская бабушка, Доверие, С Новым годом, Дисформомания, Hochzeitsreise, Щи, Dostoevsky-trip, киносценария Безумный Фриц.

Заключение

Владимир Сорокин – известный культовый экстремальный писатель. Правда, способны полностью прочесть его произведения немногие. Отстраненная, бездушная авторская позиция в сочетании с порноэпизодами и черным юмором воспринимаются многими как крайняя степень цинизма и вызывают инстинктивное отторжение и протест. Что это – провокация или творческий метод? И то, и другое – провокация как творческий метод. Обилие сцен грубого секса и насилия в произведениях Сорокина вызывают постоянные нарекания. Создается впечатление, что писатель постоянно пережимает кнопку стимуляции «центра удовольствия». Возможно, это не только отражение «порнографичности» сознания современного человека – склонности упрощенно и низменно трактовать любые отношения между людьми. Грубая чувственность восполняет вакуум эмоциональности, характерный для выхолощенной шизоидной позиции, лежащей в основе сорокинского творческого метода.

 Скачать реферат