Образ эмигранта в прозе Г. Газданова

Незнание страны, давшей приют беженцу, ее культуры и традиций, часто языка, ностальгия, смутные перспективы на будущее – огромный комплекс неполноценности владеет эмигрантом. «Как всякий раненный зверь ползет умирать в свою нору, так и человек в тяжелые минуты жизни инстинктивно стремится в свою духовную берлогу. Темная же берлога духа – кровь, т.е. род, происхождение, заветы предков, память, д

етство. Для русской эмиграции в 20-е годы характерно массовое устремление в «берлогу» - в религию»[8]

Признанным и бесспорным литературным лидером русского зарубежья являлся журнал «Современные записки». Без этого издания невозможно представить ни русскую эмиграцию, ни её культуру и литературу. «Современные записки» открывают широко свои страницы для всего, что в области художественного творчества, или научного исследования, или искания общественного идеала представляет собой объективную ценность с точки зрения русской культуры»,[9]- подчёркивалось во вступительной реакционной статье вышедшего в ноябре 1920 года в Париже первого номера журнала.

Журнал был «внепартийным», в нём участвовали лучшие умы всех эмигрантских течений и молодое поколение литературной эмиграции.

Патриотически настроенные зарубежные русские писатели, учёные, деятели культуры, излечиваясь от антисоветского угара первых лет эмиграции, стали говорить о том, что «Россия – нам мать, а о матери плохо не говорят».[10]

Лучшее, что создано в литературе зарубежья, посвящено России: её культуре, природе, языку и оторвавшемуся от неё русскому человеку.

По мере приближения второй мировой войны объединяется литературная жизнь русского зарубежья.

К этому времени совершенно очевидным становится крах иллюзий зарубежья о возврате в Россию на «белом коне». Лишь наиболее оголтелые жаждали вернуться в родные места в фашистском обозе.

Разразившаяся война нанесла сокрушительный удар по русскому зарубежью, лишив его значительной самостоятельности, интенсивной культурной и литературной жизни, характерной для 20-30-х годов.

ГЛАВА I. ЖИЗНЕННЫЕ ИСТОКИ ТЕМАТИЧЕСКОГО МНОГООБРАЗИЯ

История русской литературы 20 века сложнее и шире мерок, предлагаемых политической географией. «Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи», так написала в 1933 году Марина Цветаева. В столкновении двух эпох гражданской и литературной истории родилась советская литература, но не она одна. Русская литературная традиция существовала и в эмиграции. Было бы слишком просто и главное – неверно представлять литературу русского зарубежья как медленное умирание «старого мира», как затянувшийся закат сформировавшихся до революции и попавших в эмиграцию литературных сил. Неверно – помимо всего прочего – потому, что в эмиграции выросло новое поколение писателей, пришедших в литературу уже после революции и гражданской войны. Становление этих писателей, выросших на почве классической русской литературы, неразрывно связано с судьбами русской эмиграции и общими тенденциями западноевропейской культуры 20-х – 30-х годов.

То, что до недавнего времени русской литературе зарубежья сопутствовали неведение и пренебрежительное отношение, совершенно очевидно и не требует доказательств. Русские поэты и писатели часто оставались в неизвестности не только в покинутой ими стране, но и в самой эмигрантской среде. Тем не менее, русская литература эмиграции по своим размерам, продолжительности и жизнестойкости может считаться уникальным явлением истории.

И именно поэтому пришло время для открытия и переоценки важной составной части современной культуры России. Поэтому же в список имена русских литераторов уже включены Бунин, Куприн, Цветаева, Бальмонт, а также Солженицын, Бродский, Максимов и др.

Писать о Гайто Газданове представляется особенно интересным и волнительным не только потому, что это крупный писатель, искусный новатор, великолепный стилист, современный писатель, но и потому, что он наш соотечественник.

Гайто Газданов – одно из самых ярких и значительный явлений литературы эмиграции. Имя это, известное всей Европе и миру, на родину вернулось не так давно, но по возвращении сразу нашло своего читателя.

Гайто (Георгий) Иванович Газданов родился 6 декабря 1903 года в Петербурге, в осетинской семье, и эта особенность – осетинское происхождение – сыграла большую роль в формировании его душевного склада, развивающегося в русской среде.

Во время рождения Гайто отец его Баппи (Иван) Сергеевич Газданов, учился в Петербургском Лесном институте; дед же писателя Саге (Сергей) прожил жизнь, полностью вписывающуюся в традиционный осетинский уклад, освященный древними порядками и обычаями. «Я помнил деда маленьким стариком, в черкеске, с золотым кинжалом. В девятьсот двенадцатом году ему исполнилось сто лет, но он был крепок и бодр, а старость сделала его добрым. Он умер на второй год войны, сев верхом на необъезженную английскую трехлетку своего сына, старшего брата моего отца; но несравненное искусство верховой езды, которым он славился много десятков лет, изменило ему. Он упал с лошади, ударился об острый край котла, валявшегося на земле, и через несколько часов умер. Он знал и помнил очень многое, но не обо всем рассказывал, и только со слов других стариков, младших его товарищей, я мог составить себе представление о том, что дед был умен и хитер, как змея – так говорили простодушные выходцы из середины девятнадцатого столетия».[11]

Мать Гайто, Вера Николаевна Абациева, также воспитывалась в Петербурге – в доме своего дяди Магомета (Иосифа) Николаевича Абациева; дом его на Кабинетской улице был своеобразным центром довольно обширной осетинской колонии в русской столице.

«… она была спокойной женщиной, несколько холодной в обращении, никогда не повышавшей голоса. Петербург, в котором она прожила до замужества, чинный дом бабушки, гувернантки, выговоры и обязательное чтение классических авторов оказали на нее свое влияние. Ее память была совершенно непогрешима, она помнила все, что когда-либо слышала или читала. По-французски и по-немецки она говорила с безукоризненной точностью и правильностью, которая могла бы, пожалуй, показаться слишком классической; но и в русской речи моя мать – при всей ее простоте и нелюбви к эффектным выражениям – употребляла только литературные обороты и говорила с обычной своей холодностью и равнодушно - презрительными интонациями. … Она знала наизусть множество стихов, всего Демона, всего Евгения Онегина, с первой о последней строчки … Она отличалась прекрасным здоровьем и никогда не болела»[12]

С самого рождения Гайто воспитывался под влиянием двух культур – осетинской и русской. Когда Гайто исполнилось три года, отец его закончил институт и получил назначение в Сибирь. Затем Газдановы переехали в Белоруссию, потом в Тверскую губернию, и, наконец, на Украину. Частые переезды были связаны с работой отца, но для сына, для детского сознания его они означали не только смену пейзажей и впечатлений, и нечто большее: утрату знакомых лиц и сложившихся привязанностей, и приобретение новых, которые вскоре опять исчезали и рвались, - все это создавало ощущение хрупкости окружающего мира и нереальности происходящего. Единственной постоянной величиной оставалась лишь семья – сильный и жизнерадостный отец, любящая мать, сестры. Но вот умирает одна из сестер – старшая. Затем отец – это случилось, когда Гайто было восемь лет. И, в довершение несчастья, умирает его младшая сестра. Гайто остается вдвоем с матерью.

 Скачать реферат