Интуитивное знание в обыденном опыте, в науке и философии

Существует также много фактов, свидетельствующих о способнос­ти людей реагировать на внутренние состояния других «Я», находя­щихся от них на расстоянии сотен и тысяч километров. Так, матери и жены, разлученные с близкими, часто безошибочно чувствуют их страдание и смерть. Масса подобных фактов фиксируется во время войн и стихийных бедствий. Какие-то физические материально-несу­щие основания под

обных явлений, конечно, существуют и здесь, но они имеют явно внетелесный и внесимволический характер. Возмож­ность совершенно непосредственного эмоционально-интуитивного сопереживания и со-понимания признавали такие разные мыслите­ли, как Гегель и П.А. Флоренский, М. Шелер и И.О. Лосский.

Возвращаясь к сущности эмпатии, подчеркнем, что здесь происхо­дит как бы «резонансная» бессознательная «настройка» собственного «Я» на «тембр» звучания другой души, обеспечивающая тончайшее уча­стие-понимание. Вместе с тем каждому знакомо и чувство антипатии, дискомфорта, полной эмоциональной «нестыковки» с каким-то челове­ком. В его обществе ощущаешь себя скованно, неловко, неуютно, хотя внешне-символически это чувство неприятия никак не подкрепляется.

Несомненно, есть люди, обладающие особо обостренной эмоцио­нальной интуицией. Не исключено, что она может бьпь сознательно воспитуема. По-видимому, некоторые святые и подвижники обладали в высшей степени развитым даром подобного рода. Достаточно вспомнить знаменитый случай из жизнеописания св. Сергия Радо­нежского, когда он неожиданно в присутствии братии встал из-за сто­ла и кому-то отвесил глубокий поклон в пространство. Как выясни­лось, он поприветствовал таким образом св. Стефана Пермского, проезжавшего неподалеку от Троице-Сергиевой обители. Сохрани­лись многочисленные свидетельства об эмоциональной проницатель­ности оптинских старцев, особенно о. Амвросия, нередко узнававше­го о душевных проблемах посетителя еще до того, как тот переступал порог его кельи.

Внерациональный и глубоко личностный характер подобных видов знания делает их крайне сложным объектом научного и философского исследования, однако это еще не повод для того, чтобы в духе научно­го иррационализма отрицать сам факт их существования. Правда, здесь исследователя подстерегает другая опасность: стремление во что бы то ни стало и как можно скорее найти подобным фактам «строгое научное» объяснение. Чаще всего последние не выдерживают ни тео­ретической критики, ни экспериментальной проверки. Научная ши­рота мышления, добросовестность, критичность и систематичность исследований — лучшие гаранты от обеих этих крайностей.

В случае же, когда предмет научного изучения оказывается псевдо­предметом, сама его невозможность должна быть, конечно, строго и беспристрастно доказана.

Это понятие разраба­тывалось преимущественно в рамках рационалистической европей­ской традиции, а ее классическое определение принадлежит Р. Декар­ту. Для него она есть «понимание (conceptum) ясного и внимательного ума, настолько легкое и отчетливое, что не остается совершенно ни­какого сомнения относительно того, что мы разумеем».

Впоследствии понятие интеллектуальной интуиции, посредством которой усматриваются исходные непроблематизируемые начала и идеи в философии и науке, особенно интенсивно разрабатывалось в рамках феноменологической традиции. Там к интуитивно-рациональ­но схватываемому содержанию относилось все то, что не встречается в наблюдении и не выводимо из последнего индуктивным путем.

Ссылки на феномен интеллектуальной интуиции особенно харак­терны для так называемых дедуктивных наук (логики и математики), в частности для такого направления обоснования математического знания, как интуиционизм (Э. Брауэр, Г. Вейль, А. Гейтинг). Здесь ин­туиция трактуется как непосредственная очевидность элементарных логико-математических суждений типа «А = А», отношений типа «больше—меньше» и т.д. Одним из рационально очевидных матема­тических конструктов интуиционисты считали развертывающийся в потенциальную бесконечность натуральный ряд чисел.

В гештальтпсихологии, испытавшей влияние со стороны гуссерлев-ской феноменологии, под интеллектуальной интуицией (инсайтом) понимался ключевой момент в решении мысленной задачи, когда до­толе не связанные элементы связываются в новую структурную целост­ность. Однако связь творческих озарений с рациональной интуицией, понимаемой в феноменологическом духе, остается весьма проблема­тичной. Ее истолкование как интеллектуальной самоочевидности представляется, во-первых, содержательно тривиальным, и, во-вторых, оно зачастую лишь оправдывает некритическую веру в собственные предрассудки, как это свойственно самим же феноменологам. На это в свое время совершенно справедливо указал А.Ф. Лосев, критикуя гипо­тетичность якобы интеллектуально очевидных построений Э. Гуссерля.

Гораздо более содержательное понимание интеллектуальной инту­иции в смысле умозрения восходит к Платону и неоплатоникам. Здесь под ним понимается «умное созерцание» (или «умное видение») каких-то сущностных структурно-генетических оснований мирового бытия (идей или эйдосов), определяющих как сами вещи и процессы, так, соответственно, и их целостное понимание. В таком акте «умно­го видения сущности» один или несколько ключевых мыслеобразов символически организуют и упорядочивают все «смысловое поле» по­стижения предмета, давая «ключ» к его последующему целостному и интерсубъективному вербально-понятийному пониманию. Мыслеоб-раз2 здесь — это исходная наглядная «матрица смысла», как бы непо­средственно созерцаемый «скелет» понимания, на котором, грубо го­воря, держится все понятийное «мясо». Можно сравнить это с силовым полем магнита, упорядочивающего железные стружки, ког­да можно созерцать сами структурные принципы действия магнита.

По-видимому, именно дар умозрения при проникновении в «миро­вые формулы бытия» лежал в основе открытия спиралевидной структуры ДНК у Уотсона и Крика; таблицы химических элементов у Д. И. Мен­делеева; бензольного кольца у Кекуле. Гениальной философской эй­детической интуицией были наделены Платон, Николай Кузанский, ПА Флоренский. Благодаря умозрению мыслителю открываются как бы «силовые» упорядочивающие информационные «каркасы» мирозда­ния; своеобразные «кристаллические решетки», обеспечивающие поря­док и гармонию бытия. Однако дар философского умозрения (у тех же Платона и Флоренского, не говоря уж о Я. Бёме или B.C. Соловьеве) оказывается тесно связанным с интуицией мистического толка и, соот­ветственно, с мистикой как особым типом внерационального знания.

Литература.

1. Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М., 1987.

2. Налчаджан А.А. Некоторые психологические и философские проблемы интуитивного познания (интуиция в процессе научного творчества). М., 1972.

3. Судзуки Д. Т. Лекции по дзэн-буддизму. М., 1990.

 Скачать реферат